Условности. Статьи об искусстве

ника. Монахов придал человечность, значительность и жизнь ■фигуре царевича, задуманной автором немного в виде фило ­ софического противоположения фигуре Петра. Петр в трагедии Мережковского является почти исключи ­ тельно тираном, пугалом, „котом", которого „мыши хоронят ” . Таким изобразил его и Музалевский. И грим, и нервный тик, и произношение на „о “ , как у семинаристов, все было свое ­ образно, но односторонне, внешне и мелковато. Может быть, это вина автора или режиссера, но і Іетр вышел неожиданным и не совсем приятно неожиданным. Напротив, в некоторый опытный трафарет впадал Софронов в обеих своих ролях (Докукина и Никина) и Лежен (Ефросинья). Но, повторяю, все до мельчайших ролей исполнено тщательно и лю ­ бовно. Режиссерская часть отличалась обдуманностью и вкусом, но некоторая неподвижность и излишний натурализм опять мельчили ее. И скрипучие двери, и об'ятия Алексея и Ефро ­ синьи (конец 5-ой картины) и харканье Петра были как-будто излишни. Во всяком случае, ничего не прибавляя, заставляли, давали право на довольно праздные, в сущности, вопросы : не тонка ли дубинка у Петра, вешали ли иконы под самый пото ­ лок, в каком этаже помещение царевича заграницей, не слиш ­ ком ли чисты, как с иголочки, покои первой картины? Декорации, вообще, превосходные. Некоторые же нз них принадлежат к лучшим декоративным работам А. Бенуа. Каби ­ нет Петра с видом на солнечный зимний Петербург и прелест ­ ный осенний пейзаж за окном загородного дворца не выходят из памяти. Помимо театральности, общего высокого художе ­ ственного достоинства и верности эпохе (что же удивитель ­ ного, что Александр Бенуа смог изобразить и поднять пьесу Петровской эпохи?; есть какое-то острое чувство природы, воздуха и именно петербургского воздуха, петровского солнца, ветренного, не очень уютного в этих пейзажах за окнами, это 93