TATLIN NEWS #77

Город Ульяновск для Советского Союза имел самое принципиальное значение – здесь название говорит само за себя. Ульяновском истори- ческий Симбирск стал в 1924 году, однако по-настоящему за город взялись в середине 1960-х годов, к полувековому юбилею советской власти (1967) и столетнему юбилею его главного уроженца – В. И. Ленина (1970), и за следующие двадцать лет преобразовали его «что надо». Утраты архитектурного наследия Ульяновска в ХХ веке были весьма значительными, как и утраты многих древних русских городов. Но в отличие от этих «многих», потерявших безо всякой компенсации, Ульяновск получил взамен необыкновенно выразительное собственное лицо, образ, мгновенно считываемый с любой открытки или фотографии, радикально отличный от типичных русско-волжских, милых сердцу «куполов над рекой». Вторая половина 1960-х и 1970-е годы были периодом расцвета архитектуры модернизма в СССР, и совершенно закономерно, что именно эта эстетика и определила облик радикально перестроенного в эти годы Ульяновска. Важно другое – волею судеб и архитекторов в этом горо- де сосредоточились объекты очень высокого уровня, не уступающие ни столичным, ни даже иностранным своим современникам. Предлог «даже» здесь не случаен. В архитектурной истории Европы и США выделяют две «волны» модернизма, первая из которых пришлась на 1920-е годы, а вторая – на конец 1940-х – 1960-е. Положение советской архитектуры и ее героев в этих двух периодах абсолютно различно. Если в 1920-е годы Советский Союз находился в авангарде современной архитектуры, то после Второй мировой войны советская архитектура пошла «своим путем» и создала неповторимый «сталинский ампир». Добившись многого в этом стиле, советские архитекторы на десять лет оказались вне русла мировых архитектурных тенденций, и это не прошло бесследно для профессии. Собственно говоря, многие приемы формообразования, используемые и западными, и советскими архитекторами-модернистами второй волны (начавшейся в СССР, как уже было сказано выше, на десять лет позже), были продолжением разработок еще 1920-х годов. Однако в СССР собственное наследие авангарда было за прошедшие тридцать лет не просто забыто, но – стерто из памяти, связь с ним была разо- рвана. И когда в 1955 году в СССР произошла «архитектурная перестройка», советские архитекторы оказались в растерянности перед лицом срочной необходимости поиска нового архитектурного языка, архитектурного голоса своей эпохи. Такое положение вынуждало оглядываться на ушедший вперед Запад, и влияние современной зарубежной архитектуры на советскую архитектуру конца 1950-х – 70-х годов прочитывается весьма явно. Более того, само понятие «современный» в общественном и особенно про- фессиональном архитектурном понимании этого времени оказалось тесно переплетенным с понятием «западный». В то же время обвинение советских архитекторов-модернистов в плагиате было бы несправедливым. Формы и приемы этого стиля, хоть и стартовавшего в СССР на десять лет позже, оказались органичны и для советского профессионального и общественного сознания того времени и потому были им приняты. Более того, пришедшая «снаружи» архитектура модернизма буквально за несколько лет стала восприни- маться как отражающая и воплощающая ценности именно коммунистического строя, в первую очередь, как ни парадоксально это может про- звучать для сегодняшнего уха – гуманизм, а также – веру в прогресс и устремленность в светлое будущее. Так случилось потому, что, несмотря на раскол по политическому признаку, мир западной цивилизации продолжал оставаться единым, и советский человек шестидесятых годов отличался от человека европейского или от американца меньше, чем того, возможно, хотелось бы политикам и чем пыталась преподнести государственная пропаганда. Модернизм называют «интернациональным стилем». Он может быть назван «интерполитичным», исходя из той легкости и быстроты, с ко- торой ему удалось в середине 1950-х годов перешагнуть через железный занавес. Для коммунизма, конечная цель которого состояла в уста- новлении своего политического строя во всем мире, такой единый, однородный архитектурный стиль был в высшей степени органичен. Например, свойственные многим, и советским, и западным модернистским архитектурным комплексам и градостроительным решениям огромные пространства между свободно расположенными зданиями, площади, которые с трудом охватывает взгляд и пересечь которые бывает так непросто в случае ветра или другой непогоды, оказались удивительно органичны для советской государственной любви к много- тысячным парадам и шествиям на 7-е ноября и на 1-е, а затем и на 9-е Мая. Впрочем, можно говорить и об органичности таких пространств и для привыкшей к размаху и просторам русской души – у нас, чай, не Япония, нечего мелочиться. Другое дело, конечно, вопрос их соответствия нашему суровому климату. Градостроительное решение Ульяновска с его вытянутой вдоль Волги мемориальной зоной, включающей в себя две протяженные прощади – Ленинскую и Мемориальную, объединенные эспланадой, не стало исключением, а скорее – демонстрацией наи- более характерных планировочных принципов модернизма. Масшатабное градостроительное и архитектурное преобразование Ульяновска началось в середине 1960-х годов. Это был тот весьма удач- ный момент, когда советским зодчим за прошедшие с выхода «Постановления об излишествах» десять лет удалось уже вполне освоиться в приемах и эстетике модернизма и в то же время когда он не успел еще «набить оскомину», оставаясь чистым и, самое главное, современным. Объявленный в 1955 году курс на экономию острее и болезннее всего ударил именно по жилищному строительству, что же касается обще- ственных зданий, особенно принципиально значимых для города или важных с точки зрения идеологии, то здесь финансирование и выделя- лось государством, и дополнительно «выбивалось» настойчивостью авторов. В любом случае одним из основополагающих импульсов архитектуры модернизма, как западного, так и советского, как 1920-х годов, так и послевоенного, является импульс к созданию новых масштабных пространств, «новых миров», неважно – на пустом месте или на месте раз- рушенных старых. Модернизму свойственно стремление к преобразованию до неузнаваемости и спокойное, вплоть до равнодушия, отношение к сложившейся исторической среде. В Советском Союзе этот творческий импульс замечательно совпадал с государственной идеологией, а в случае с Ульяновском именно он привел к созданию единого комплексного городского пространства в центральной части города, где объекты архитектуры модернизма находятся в сложном и многообразном диалоге. Такая ансамблевость центра города стала возможной в результате его масштабной застройки в очень короткий срок. Темп и масштаб были заданы московским десантом – командой из ЦНИИЭП зрелищных зданий и спортивных сооружений во главе с Б. С. Мезенцевым, в составе М. П. Константинова, Г. Г. Исаковича и В. А. Шульрихтера, приехавших проектировать и строить Ленинский мемориал. Мемориальный комплекс в родном городе вождя мировой революции был первым и самым большим по своему масштабу в брежневской программе строительства музеев Ленина в связи с его (Ленина) столетним юбилеем по всему Союзу. Программа включала в себя Москву