TATLIN NEWS #42

и духовной доминантой всего этого региона оставался именно храм: высота 103,5 м, вместимость десять тысяч человек, внутреннее убран­ ство выполнено знаменитыми русскими художниками Верещагиным, Семирадским, Суриковым, Маковским, Бруни, Крамским; бронзовые украшения, подсвечники и паникадила – Далем, мраморные барелье­ фы и скульптурный декор – Логановским, Рамазановым, Клодтом… И эта смесь эпох и стилистик, варварства и святого чинопочита­ тельства, блеска с нищетой и куртизанства с нуворишеством остаются характерными особенностями Остоженки буквально по сегодняшний день. АЛЕКСАНДР СКОКАН – основатель и главный архитектор архитек­ турного бюро «Остоженка»: – Мы свою фирму назвали «Остоженкой», когда в этом был вызов – это был 89-й год, а улица наша называлась Метростроевская. Ко- нечно! Через два года всё встало на свои места и Остоженка опять стала Остоженкой – и вызова уже никакого нет. И впору бы нам пере- именоваться в АБ «Метростроевская», но мы метро не строим – ста- ло быть, не те ассоциации. Это бы еще полбеды, но с тех пор уже и торт «Остоженка» появился, и… я не знаю… кафе «Остоженка», ну, в общем, черте что… Но самое главное, что наша улица с тех пор стала «Ззолотой милей» – вот ведь что! …И я бы с удовольствием и дальше цитировал Александра Андре­ евича и вообще весь этот материал отдал бы ему или любому другому из перечисленных в «сталинском буме» гениев, но беда вот в чем. Все они и очень многие другие архитекторы – люди очень творческие и очень хорошо говорят. Точно, хлёстко, аргументированно и дьяволь­ ски заинтересованно. Особенно, если их слегка раззадорить. И вот тогда неизбежно наступает момент, когда они спохватываются и ца­ пают себя зажимом за язык: «Ой! Это вы не записывайте, это – не для протокола!» – про самое интересное, понятно, да? Я теперь просто права не имею сообщить мировой общественнос­ ти, кому принадлежит, к примеру, термин «сермяжная архитектура» – блеск, правда? Или «постсоветская эклектика» – тут же надо немед­ ленно авторское свидетельство выписывать, а низьзя! Потому что сказано это про специфически московское градостроение и его не­ рушимые принципы. Потому что Остоженка – их концентрированное воплощение, последний редут, на котором вотвот кончится решитель­ ное сражение… И потому, что в контексте эти термины звучат еще вкуснее: – Мое твердое убеждение заключается в том, что преимущество Москвы, ее особенность по сравнению со многими европейскими горо- дами – это как раз отсутствие стиля. Нет здесь никакого стиля! Какой-то строго определенной линии, жестких правил застройки здесь отродясь не было… – Нет, позвольте, ну а Кремль, а Замоскворечье? – А чё Кремль? Кремль – это венецианская архитектура, а Замоск- воречье – это вообще псевдо… Да нет, в этом-то как раз весь кайф! Весь кайф для города заключается в его всеядности – в общем-то, в смешении всех стилей без разбора. Абсолютно купеческая ситуация: вот у меня есть деньги, вот на этом углу я вам построю рюмочный дом (купца Филатова, имеется в виду, в 1-м Обыденском переулке – В.Л.), или захочу – построю готический собор (Зачатьевский мона- стырь – В.Л.)… Вот в этом смешении всегда и был интерес Москвы. А современное…ну, скажем так, необразованное правительство Мос- квы – оно абсолютно… то есть, ну, вообще не знающее ни истории, не понимающее ровным счетом ничего ни в искусстве, ни в архитек- туре… Эти ребята привязались к самому буржуазному стилю, вот БУМ ТРЕТИЙ И ПОСЛЕДНИЙ

к самому мещанско-мелкобуржуазному стилю, который им безумно нравится… Ну какая-то такая, скажем так, советская эклектика... – СОВЕТСКАЯ эклектика? – Нет, скорее это все же – постсоветская эклектика, хуже, чем сталинская… Там была хоть какая-то чистота в этом во всем – вы- сотки, шпили, колонны (метро – В.Л.)… Были профессиональные архитекторы – Жолтовский там, Буров и т.д., я не знаю, но это люди были высокопрофессиональные, с отличным, потрясающим архитектурным образованием, которые были просто поставлены в какието жесткие условия, но они все равно не могли сделать ПЛОХО. Понимаете? Совсем уже плохо они себе не могли позволить – не умели просто! И, конечно же, попытки сейчас… опять не стану называть имен – изобразить что-то типа сталинской высотки… Ну-у-у, это же просто… я не знаю, это же беспредел, разгул безвкусицы! Чудо- вищная вещь, которая, опять же у обывателя, то есть, у богатень- ких, у покупателей – таких же абсолютно необразованных людей, как в правительстве – вызывает четкую реакцию: «А чё, смотри, точно – как высотка была – нормально, Кенстентин!» – Тем более что это самое высокое здание в Европе – да? – Ну, да – это же ваще же! Ваще просто! Рекорд! И при этом – жуткого совершенно вида здание, жуткого! И по проработке, и по деталям – ну, невероятное дерьмо просто! И это – проходит, ЭТО – с удовольствием принимается, приветствуется, и ленточку раз- резать приезжает весь наивысший бомонд – ну, красота же! Красиво же, чё ты, не понимаешь, что ли? …Ясно, да? Именно это цитировать нельзя! Это говорили не они! И пусть мне будет хуже, но всю ответственность за этот диалог я с удо­ вольствием вынужден взять на себя. Одного. «Тихо сам с собою» – у меня и справка есть. И сделать из многочисленных бесед с архитекто­ рами – не только в столице, подчеркиваю – следующие выводы. ПЕРВЫЙ. Никакого такого стиля, который можно было бы с полным на то научным обоснованием называть «маасковским», не существует в природе. Наша любимая столица – это и «третий Рим», и «второй Ва­ вилон», и «не хуже Парижа», и «покруче Лондона», и в подметки ей не годятся все прочие столицы мира. Это – факт! Факт любви. С другой стороны: стиля нет, а дух есть – тоже факт! В одном из своих публичных интервью Сергей Скуратов говорит: «Очень люблю сидеть на скамейке во дворе «Бутиковского, 9» – там очень спокой­ но. Это не тщеславие – просто получилась среда, которая на меня так хорошо воздействует», – запомним, но еще раз подчеркнем мысль, которую он же высказал чуть раньше: «Градостроительный, истори­ ческий, социальный контекст важно изучить, понять и преодолеть его (ПРЕОДОЛЕТЬ! – В.Л.), выйти из рамок слепого контекстуализ­ ма в область авторской архитектуры. Назовем ее контекстуальным концептуализмом, в котором контекстом является личность автора в конкретных условиях города. Я вообще считаю, что главный контекст дома – его творец. В своих последних работах мне важнее было найти самоидентификацию, то, как здание соотносится со мной, а не с горо­ дом… насколько я чувствую дом себе подобным, родным. Если этого не получается, я безумно мучаюсь… Проект дома на Пречистенской набережной со срезанной палубой, двойными окнами. Он рождался как следующий этап после Copper House, как свободный жест. Он всех испугал – говорили, что это не Москва, а какойто Роттердам. А мне показалось, что я впервые освободился от градостроительных рамок – понятно, да?» ВТОРОЙ. Архитектурные власти Москвы всегда состояли из людей… эээ… не шибко творческих. Это – мягко выражаясь, а грубо говоря и прямо

47 ТАТЛИН_news №6(42)52_2007