TATLIN NEWS #38

татах, парафразах. Вероятно. Из новой литературы я читаю достаточно мало, особен- но какой-то постмодерн. Сам термин, известный мне давно, я никогда применительно к себе не рассматривал. Реально он застрял у меня в голове, когда все вдруг, слушая мои композиции, стали тыкать пальцем – вот постмодернизм. Я говорю – я не знаю, когда я делал музыку, я ни о чем таком абсолютно не думал, хотя и искусствовед, музыковед по образованию. Но мне забавна эта ситуация. Ведь, с одной сторо- ны, постмодернизм вроде как умер, а я, получается, что ни на есть за- поздалый партизан, который продолжает шуровать по лесам, и валит поезда под откос. Не знал он, бедный, что закончилась война? Да-да. Что ты! Это же немодно. Постмодерна больше нет. А ты что там еще бегаешь с автоматом? А я не в курсе, извините, меня никто не предупредил. В своей поэзии Вы не пользуетесь подобными приемами? У того же Томаса Элиота стихотворные тексты изобиловали скры- тым цитированием, заимствованиями, отсылками к чужим строч- кам? Я не очень хорошо осведомлен о поэзии именно с этой стороны. Но человек, который в материале, имеющий в культурном багаже до- статочно разного рода и количества текстов, безусловно, будет ими оперировать в своих произведениях, тем самым вступать в диалог с другими авторами. Кто-то будет называть это усложненным искусст- вом, кто-то элитарным. Все зависит от уровня развития и знаний. В данном случае теоретически можно как угодно экспериментировать с любимым – я бы подчеркнул – материалом. У меня сейчас есть идея, хочу попробовать ее осуществить, написать текст под условным на- званием «История моей жизни», в котором будут таким же образом, как цитатная комбинаторика, звучать стихи моего последнего нового любимого российского поэта Кирилла Медведева. Можно сказать, мы в восхищении от его поэзии. Именно с его пассажа относительно того, что «сейчас очень популярно слово «позитив», совершенно дурацкое слово» – с этого хочу начать. И дальше через Гарсиа Лорку, Уолле- са Стивенса, Генри Торо перейти на какие-то собственные текстовые фрагменты и снова вернуться к Медведеву. И из такого рода опять же лоскутных отрезков сделать некую новую вещь. Это интересный и тех- нологически занимательный сам по себе процесс. Пусть его величают постмодернизмом или как-то по-иному. Это не самое худшее, навер- ное – так строить тексты, структуры, извлекая любимые вещи на свет. Все цитируемые вами композиторы и музыканты обязательно должны быть любимыми? Не всегда. Со временем начинаешь приобретать особый производ- ственный взгляд на вещи. Мне нужно, чтобы побольше было интерес- но звучащих фрагментов, инструментов, играющих соло, и как мож-

но меньше аккомпанемента и дурацких гармоний, сопровождающих мелодическую вертикаль. А мое просто любимое произведение в по- следнее время – струнный квартет Мортона Фелдмана, если говорить о музыке, которую слушаю без своих гнусных утилитарных намерений. Фелдман композитор номер один для меня. У вас были опыты сотрудничества с современными художника- ми, хотя бы с Леонидом Тишковым, придумавшим особых существ – Даблоидов? Удачно ли прошло совмещение такого рода музыки с тем, что называется контемпорари арт? У нас был короткий, достаточно проходной эпизод, в Стокгольме мы с Леней Тишковым совместно выступали. Это был спектакль по его пьесе про Даблоидов, я не могу сказать, что там имело место что-то выдающееся с музыкальной с точки зрения. Хотя Тишкова я считаю одним из интереснейших контемпорари-художников. У него есть своя почва и свои удивительные корни – одновременно советские, рос- сийские и уральские. В отличие от сугубой ориентированности на исключительно западную культуру большинства наших деятелей сов- ременного искусства. Возможно, по этой причине он признан, есть, но не на первых страницах фигурирует. Там свои табели о рангах. Мы не будем говорить о группировках, притом что ни к одной из них Леня никогда не примыкал. А музыка – она кому-то нравится, кому-то нет, это бесконечная история. Тишкову вроде бы не очень понравилась моя версия озвучки Даблоидов. Ему казалось, что это должно быть по-другому. Вот и всё. Некоторые называют то, что Вы устраиваете на сцене, музы- кальным театром. Учитывая то, что мы никогда не отличались чрезвычайно высоким уровнем исполнительского мастерства, возможно, это подспудно и интуитивно вызывало к жизни дополнительные элементы театрализа- ции. Здесь важны мотивы, которые заставляют людей в музыкальное представление тащить театральщину, для чего это делается. Когда во время исполнения «Кофейной кантаты» Баха начинают на сцене гото- вить кофе, я понимаю – с музыкой это никак не связано и ничем не обусловлено, кроме актуальных веяний времени. Нужно что-то при- думать, дабы оживить действие. Чем будет достигнут единственный положительный эффект – хорошее заполнение зала публикой. А му- зыка останется звучать сама по себе. Мне нравится другое, когда есть интрига, как у Чехова – действие идет тихо-мирно, а в конце зрителю вдруг дают по морде. Но, похоже, все сейчас пришли к выводу, что время у нас ви- зуальное? Если все пришли, что тут попишешь, делать нечего. Значит, мы те- перь наблюдаем по большей части визуальное искусство, если стоит Юрий Башмет на подмостках и экспрессивно водит смычком по стру-

ТАТЛИН_NEWS №2(38)43_2007 115