TATLIN Mono #8 АМ Тотана Кузембаева

Шатер в Бухте Радости, Москва, 2000 / A Pavilion at the «Bay of Happiness», Moscow, 2000

интерес) или из личных пристрастий. Я думаю, мы, живя в 21 веке, должны использовать те технологии, которые соответствуют нашему времени. В одном из объектов (дом-телескоп) Вы сумели подчинить ста- тическую массу материала очень динамичному композиционному решению, напоминающему живописные произведения кубофуту- ристов – Малевича, Клюна, Родченко. Как родился замысел? Конечно, если я сейчас скажу, что не думал о них, то это будет не- правда. Ну да, это было сделано на тему авангарда начала 20 века. Мне всегда нравился русский конструктивизм. А если брать шире, то такая архитектура, которая предлагает что-то новое. Архитектор в своем творчестве сродни изобретателю. Оба должны не копаться в прошлом, а смотреть в будущее. Критики, например, Григорий Ревзин, проводят в вашем твор- честве параллели с конструктивизмом. А чем для вас является ар- хитектура русского авангарда? Я считаю, что Россия сделала огромный вклад в мировую архитек- туру. Конструктивизм – это наше, российское изобретение. К сожа- лению, материалы и технологии тогда не позволили достичь нужного уровня. Этот стиль загубили и пришли к сталинской архитектуре. И когда русский авангард был подхвачен на Западе, теперь вернулся снова с новыми технологиями на мировую арену. И мы, потомки конс- труктивизма, учимся сегодня у западных архитекторов! Почему надо быть похожим на Заху Хадид, а не на Мельникова? Они не стесняются брать из нашего наследия, а мы почему-то комплексуем. В то время было очень много свежих мыслей, идей, они бурлили, кипели нова- торством. И за это мне конструктивизм и нравится. Все, что есть в современной архитектуре, было придумано уже тогда. Насколько они были охвачены революционной утопией, настолько они дали мощный толчок, который произвел взрыв. Сейчас у нас ничего не происхо- дит. Мы ударились в коммерческую архитектуру, которую я называю «мыльной», как «мыльные оперы». У каждого архитектора свой стиль руководства строительством объекта. Один контролирует все этапы, «каждый вбитый гвоздь», другой появляется пару раз на объекте? А как это происходит у вас? Вообще, я бы не хотел контролировать, а наоборот, давать сотруд- никам больше свободы. У нашей мастерской есть своя идеология, свой стиль, и в детали (как вбит гвоздь, например) я не хочу влезать. Они сами должны учиться на своих ошибках. Насчет контроля… Без этого не бывает, приходится контролировать. Очень многие вопросы у нас решаются на стройке. Это постоянная импровизация. Все вопросы нельзя решить на бумаге. А предусмотреть какие-то вещи просто не- возможно, они решаются при строительстве. Нельзя в ошибках обви- нять одних строителей. Мы все учимся. Но у нас принято за правило: раз в неделю – авторский надзор. Это железно – прийти на все объек- ты и посмотреть, что происходит.

developed, why would one use old techniques? Except for those cases when it is done on purpose (out of ethnographic interest) or by personal preference. I believe that we who live in the twenty first century should use those technologies that would be adequate for our times. In one of the objects (the Telescope house) you have managed to subordinate the static mass of material to the very dynamic compositional scheme, reminding of picturesque works of cubofuturists, such as Malevich, Klyun, Rodchenko. How did you get this idea? Of course if I say now that I have not given it a thought, it would not be true. Well, yes it was developing the subject of vanguard of the early twentieth century. I have always been keen on Russian constructivism. And if we discuss it in a more general sense, I liked architecture that offered something new. In his creative efforts an architect is akin to an inventor. Both should look into the future rather than rummage in the past. Some critics, for example, Grigory Revzin, run parallels to constructivism, when reviewing your works. What does the Russian Vanguard mean to you? I believe that Russia has made a great contribution into the world architecture. Constructivism has been invented here, in Russia. Unfortunately, materials and technologies used at those times did not provide for achieving the level needed. This style was ruined, and we moved on to Stalinist architecture. Then the Russian Vanguard was caught up in the West, and then it came back to the world arena with new technologies. And being descendants of Constructivism, today we learn from Western architects. Why should one be like Zaha Hadid and not Melnikov? They are not embarrassed to borrow things from our heritage, and we have some sorts of inferiority complex for some reason. There was a number of original thoughts and ideas, they were boiling and simmering with innovation. This is what I like in Constructivism. Everything that contemporary architecture has, had already been created by that time. And as much as they were impassioned with revolution utopia, thus much force had the impulse that they gave, which caused a blast. Nowadays nothing happens here. We went for commercial architecture, which I call «soap architecture», on the model of «soap operas». Each architect has his own style of managing construction of an object. One controls all stages, every nail driven, another one only visits the object a couple of times. How do you do this? Actually I would not want to control, I would rather give my employees more freedom. Our workshop has its own ideology, its own style, and I do not want to go into details (how nails are driven, for example). They have to learn by their mistakes. As to control… One cannot do without it, so I have to control. And many problems are solved right at construction sites. We have to extemporize all the time. All these problems cannot be solved during paper design stage. And one cannot foresee certain things, they can only be dealt with at construction stage. One must not blame

22   ТАТЛИН_MONO №3(8)49_2007