Русская реалистическая иллюстрация XVIII и XIX веков

И в этом утверждении великого реалиста была значительная доля правды. Картина по сравнению с картинами из античной и библей- ской жизни, в которых аллегория и условность были понятны только избранным знатокам ложноклассических канонов, была как по сю- жету, так и по выполнению более доступна и эмоциональна. Брюллов (1799—1852) всей своей художественной деятельностью и главным образом этой картиной произвел переворот в тогдашней русской живописи. Огромное большинство молодых художников, не только сторонников академического направления, но и учеников Ве- нецианова, становится «брюлловцами», активными сторонниками брюл- ловского неоромантизма. "Новое направление в русской живописи было по сравнению с академизмом и ложноклассицизмом явлением, несомненно, прогрес- сивным, ибо оно в какой-то степени приближалось к реализму, существенным отличием которого является эмоциональность. Если Венецианов натуралистическими жанровыми картинами из русской жизни показал всю нежизненность и фальшь ложноклассической живописи со стороны главным образом ее тематики, то Брюллов и его ученики, особенно переметнувшиеся к нему из школы Вене- цианова (Тыранов и др.), оживили русскую живопись своим темпе- раментным отношением к изображаемой теме и умением пользоваться краской как средством эмоционального возбуждения. Брюллов и многие из его учеников были замечательными рисо- вальщиками. И это обстоятельство позволяло ожидать от них актив- ного участия в создании русской книжной графики. Однако сам Брюллов не дал почти ничего в этой области, а из его ближайших учеников только те проявили себя как графики и иллюстраторы, кто во-время избавился от его влияния и непосредственно испытал на себе благотворное влияние Гоголя. Из произведений Брюллова на литературную тему значительна только его картина на сюжет из пушкинского «Бахчисарайского фонтана», но она отнюдь не может быть названа иллюстрацией. Прав был А. Бенуа, когда заявлял, что брюлловская «Светлана — глад- кая, чистенько вымытая и миловидная барышня, нарядившаяся в ко- кошник, сарафан и бусы и усевшаяся перед зеркалом как будто для гадания». Из его правоверных учеников тоже никто не откликнулся на литературную тему, несмотря на то, что русская литература в лице Грибоедова, Пушкина и Гоголя уже дала в то время массу мате- риала для иллюстрации. Даже Жуковский вынужден был обратиться с просьбой иллюстрировать свои произведения к «варягу»— немцу Майделю.