От символизма до „Октября“

Поэт и жизнедатель и убийца: он сам выбирает или тот или другой путь. Мечтой художника химеры взнесены на высоту. И в тишине и в холоде безлюдья они окаменели. Мы, имажинисты, сбросили с высоты каменных химер, и вот они в дневном свете корчатся на городской площади, удивляя и шокируя зевающую толпу… Вещи мира мы принимаем только как материал для творчества. Вещи мира поэт пронизывает творческой волей своей, преображает их или создает новые миры, которые текут по указанным им орбитам. Поистине имажинизм есть совлечение покровов с слова и тайны. И то, что обычно мыслится как призрачное, мистическое, потусторонее, — в имажинистической поэзии освещено светом единого мира, напоено «животной неизреченностью»… Все чувства наши обострены до крайних пределов и смешаны. Одно чувство переходит в другое: возникают какие - то новые возможности восприятия, иная сфера переживаний. Так, у С. Есенина ощущение солнечного света переходит в осязание: Ныне

Солнце, как кошка, С небесной вербы Лапкою золотою Трогает мои волоса. У А. Кусикова изощренное восприятие уходящего дня:

На цыпочках день уходит, Шепелявит листва в зарю.

Или восприятие ветра:

Дрогнет и стучится мне в окно котенок — Предосенний ветер — с перебитой лапкою. А. Мариенгоф на слух воспринимает городскую темь: Медленно с окраин ночь — Дребезжащий черный фиакр. У В. Шершеневича восприятие ландшафта на вкус:

Как сбежавший от няни детеныш — мой глаз Жрет простор и зеленую карамель почек.