Новый ЛЕФ. № 7. 1928

Это не только потому, что сам он нарочитый, но и потому еще, что и эстетика его, которой Горький обучался у дворянских классиков, не позволяет нашему учителю слишком якшаться с зло- 1 бодневной жизнью. События, согласно этой эстетики, должны из­ рядно „отстояться“ в „душ е“ и во „времени“ художника, пока последний не пропустит их сквозь „призму“ своего „сознания“. Сознание художника — это и есть высший закон. Буде же факты разойдутся с сознанием — тем хуже для фактов! В лучшем случае они могут... обождать. Горький слишком всерьез и побосяцки жадно впитывал в себя * эту дворянскую эстетику, — как и дворянскую культуру вообще, буквально насбирав ее „по корочке“ за годы странствий, — для того, чтобы, идеологически „разбогатев“ на этом занятии, взять да и отказаться от своих ли прирожденных, или же от благопри­ обретенных, но ставших „второй натурой“ приемов и навыков. Мы думаем, что Горький счел бы за обиду даже, если бы кто- нибудь . ему сказал, что метод „преломления во времени“ есть эстетически-усадебный, догородской и недо-буржуазный даже ме­ т о д ,— метод крепко з а с т о я в ш е г о с я времени и п о ш е х о н ­ с к и х действий. В этом пункте Горький прямо-таки трогательно „прям“, и здесь не может быть для нашего учителя ни отступ­ лений, ни вихляний. Он — упрямейший хранитель сигнатурок тех времен, когда ро­ ман писался и по десять, и по двадцать лет, и когда... помещики еще катались в бричках. Несомненно умный; кропотливый, как аптекарь, собиратель' ежедневного человеческого материала; несколько чрезмерно много­ думный, недоверчивый оценщик человеческих „путей“, — Горький садится за стол только тогда, когда события уже маячат где-то • в отдалении. В революцию 1905 года он роется в былых пережи­ ваниях интеллигенции, берет период первых стачек и т. п» В ре­ волюцию 1917 года он снова и снова воспроизводит давно уже забытых умствующих поваров и машинистов, виденных им лет этак 30 назад. В 1924 году мы наткнулись в „Русском Современ­ нике“ на его рассказ „Анекдот“ , где действие происходит при­ мерно в 1904 году, т. е. революция 5-го года докатилась до пись­ менного стола через 20 лет. Нужно ли удивляться, что и октябрьская революция дошла до нашего учителя лет через 8 — 9? В романе „Дело Артамоновых“ М. Горький еще впервые, если не ошибаемся, доводит действие до 1917 г. Впервые — и то только краешком, на 12 страницах из 259 — находит себе место в этом романе колоссальный октябрь­ ский сдвиг. Явление — воистину замечательное! И это вовсе не потому, что Горький сторонится революции или ее не замечает. Нет: конечно, — нет. Публицистически — Горький во многом с нами. Но художник-Горький, т. е. б е л л е т р и с т , — ее еще не „осознал“. Мешают — нарочитость и каноны. Револю­ ция 1917 года, как, может быть, и многое другое, — все еще

1 0