Новый ЛЕФ. № 7. 1927

был всячески следить за собою, чтобы не совершить греха, хотя бы величиною с булавочную головку. Даже шагал ученый поосо- бенному, осторожно, чтобы не раздавить жужелицы или муравья. Даже жестикулировать он должен был осторожно, плавно, дабы не повредить какое-либо из микроскопических существ, носящихся в воздухе. Самым дезорганизующим несовместимым с учобой грехом счи­ талось прелюбодеяние. Ученому запрещено было к думать о рома­ нах, любвях и куртизанках чайных домов. Даже при встрече с жен ­ щиной на улице он должен был опускать глаза. Ученым остава­ лось из удовольствий вино и опиум. Если сдавший экзамен ученый не шел в чиновники и не пускал своего высокого звания в выгод­ ный оборот, ему оставалось одно — учительство. Дэн не шли в чи­ новники, но учителей в их роду было много. О тец и оба дяди немало часов своей жизни положили на учительский стол, муштруя очередное поколение коротеньких и серьезных людей в халатиках. В дни досуга ученые собирались в мандаринском клубе, за пьяной трапезой с приятелями по экзаменам, такими же мандари­ нами. За этими обедами, под круговую чашечку подогретой рисо­ вой водки, развеселившиеся педанты состязались, сочиняя внезапные стихотворения на заданную тему — то нежные и лирические, то жгущиеся издевательством. В этих стихах пустою ракетой взрыва­ лись мандаринские мозги, начиненные строками поэтов, кости ко то ­ рых обратились уже в тысячелетнюю пыль. Мой старший дядя был очень способен к учению; он легким шагом проходил ступени мандаринской лестницы, и не было для него сомнений, что он выйдет победителем с последнего экзамена в императорском дворце. Но ... в семье случился ряд смертей. Умер дед старшего дяди, затем бабушка, потом мать, отец и наконец мачеха. После каждой из этих смертей полагается держать по три года траура. А в дни траура нельзя жениться и нельзя держать экзамены. Пятнадцать лет траура подряд выдержал старший дядя. А когда траур его кончился, оказалось, что за это время была отменена (1 9 0 4 ) старая система экзаменов. Европейско-американский универ­ ситет раздавил старые мандаринские экзаменационные клетки. Никогда не мог простить этого старший дядя новому Китаю и моему отцу революционеру-сунятсеновцу. — Твой отец изменник, — говорил он мне сквозь пьяненькие слезы. И з-за него я не смог получить мандаринских степеней. Когда дядя был трезв, он брюзжал. Выпив за столом чайник горячего желтого вина, он делался веселым, остроумным и добро­ душным монархистом. Он споил бы и меня, младенца, если бы не вмешательство бабушки. Помню, он окунул обеденную палочку в вино и дал мне обсосать-. Мне не понравилось, горько. Кроме того он курил опий. Я забираюсь к нему в комнату. Там стоит кровать— огромное сооружение с досчатыми потолком и полом, вдвигающееся в ком-

2 1