Новый ЛЕФ. № 4. 1927

Н о стих,

раструбливающий

Октябрьский гул , —

но стих,

бьющий

оружием класса,

мы не продадим

ни за какую деньгу.

Записная книжка Лефа Как я себя чувствую в литературе? Как морская рыбешка в пресной воде. Если зачеркнуть эпитеты, которые всегда почти играют украшательскую роль , то получится очень хорошо: просто— как рыба в воде. Кроме ближайших друзей , с которыми ничто уже не сможет из­ менить отношений, — Маяковского, Брика, Пастернака, Шкловского и всех лефов , — ко мне хорошо относятся М. Голодный, Светлов, Бабель, О. Форш, Н. Тихонов, А. Веселый. С ними — хоть и ви­ дишься редко — чувствуешь непрерывную связь доверия и симпатии, неослабевающих от времени. Не любят меня славянофилы: П. Орешин, С. Клычков, А. Толстой. Этот при последней встрече смотрел на меня округлившимися по- совиному глазами и, качая головой , все повторял: „Ах, Асеев, ка­ кой же вы ожесточенный человек!“ Это на то , как я говорил , что пишет он теперь, очертя голову , на рынок, презирая и рынок и самого себя, Щ еголев сидел, как честертоновское Воскресение, и давил меня холодом молчаливого недоброжелательства. А в общем — им здорово хотелось меня побить, но не было повода и уверенности в своей правоте. Раскормленные литературные битюги, стареющие протодьяконы от искусства. Николай Тихонов кавалерист и по виду. Он сух, подж ар , по­ стен, и, кажется, лицо его должны пересекать шрамы многочис­ ленных молчаливых схваток. В семье, несмотря на большую неж­ ность к ней, он остается поставленным на постой солдатом. У него целый сундук с неопубликованными балладами типа „Си­ него пакета“ . Он их не пустил в печать, перейдя на более слож ­ ные формы стиха. Форшиха смотрит вокруг черными прослезившимися от смеха глазами. Она рассказывает законспирированным баритоном о неуло ­ вимом завфинчастью одного из издательств. —■ Понимаете ли , он буквально распыляется при моем прибли ­ жении. Я приду, вот вижу лошадь его у подъезда . А его самого

1*