Новый ЛЕФ. № 11. 1928

«улиц — глухо»

руби — грохот

глупое —

глухое

ухо».

Эти вздохи и уханье уличной жизни мне казались соответствую- щими и смысловому содержанию стихотворения. Помню еще, что наравне со стремлением к самостоятельности, неиспользованности наблюдения тогда же уже тянуло и к новизне звуковой их необычности рифмовки — к заостренности звучания стиха. В 1914 году,- вскоре после объявления войны под влиянием или, вернее, наперекор влиянию всеобщего шовинистического на- строения, я попытался ответить на него следующим стихотворением:

«Простоволосые ивы Бросили руки в ручьи. Чайки кричали — «Чьи вы?» Мы отвечали — «Ничьи!» Бьются Перун и Один, В прасини захрипев; Мы ж не имеем родин Чайкам сложить припев. Так развевайся над прочими, Ветер, суровый утонченник, Ты, разрывающий клочьями Сотни любовей оконченных. Но не умрут глаза — Мир ими видели дважды мы,— Крикнуть сумеют: «назад!» Смерти приспешнику каждому. Там, где увяли ивы, Где остывают ручьи. Чаек, кричащих «чьи вы?» Мы обратим в ничьих».

Стихи были лиричны и окрашены отчасти любовной темой; по- этому их установка была недостаточно ясна, но написаны они были искренне; упор их был против квасного патриотизма и солдатчины. И туманная семантика их была все же воспринята молодежью, так как они пользовались большим успехом у тех, кто сохранил све- жую от милитаристического удара голову. Это показывает, на- сколько стихотворение несет в себе злободневность, несмотря на свое лирическое устремление. Сказать: „мы не имеем родин" в пору, когда слово „родина" склонялась на всех официальных устах — было уже не эстетическим, а действенным восклицанием.