Новый ЛЕФ. № 11. 1928

другой день; на третий и четвертый день остатки поступали в де- вичью; пирог доживал до пятницы, так что один совсем черствый конец, без всякой начинки, доставался, ввиде особой милости, Антипу, который, перекрестясь, с треском неустрашимо разрушал эту любопыт- ную окаменелость, наслаждаясь более сознанием, что это господский пирог, нежели самым пирогом, как археолог, с наслаждением пью- щий дрянное вино из черепка какой-нибудь тысячелетней посуды». Сам Горький убежден в том, что он воспринимает классиков. Из Пушкина у Горького приведены две цитаты, на стр. 40 и на стр. 41. Приведем их. 1. Мои неудачи всегда заставляют меня вспоминать горестные слова Пушкина: «Нет на свете мук сильнее муки слова». 2. «Холоден и жалок нищий наш язык, — сказал Пушкин в ми- нуту отчаяния, должно быть, знакомого всем великим поэтам, по- тому что редкий из них не жаловался на «нищету» языка». К сожалению, обе эти цитаты взяты не у Пушкина, а у Надсона и обе из одной строфы. Приведу ее: Напечатана она в стихотворениях Надсона на стр. 51, цитирую по 7-му изданию. Вот вторая половина строфы: «Нет на свете мук сильнее муки слова, тщетно с уст порой безумной рвется крик, тщетно душу жечь любовь порой готова, холоден и жалок нищий наш язык». Корректор с инициативой или секретарь могли бы проверить цитату Горького, но насколько я помню статья перепечатана в книжке из «Известий». Таким образом несколько сот тысяч человек прочли очень пло- хое стихотворение Надсона и восхитилися им как очень хорошим стихотворением Пушкина. И это не случайность, как не случай- ность и то, что Горький требовал от Асеева восхищения перед статуей Моисея перед описанием храма Петра, в котором этой статуи нет. Старое явление искусства не ощущается. Мы живем и вчувство- ваемся в них по традиции. Для того чтобы на самом деле понять Пушкина, нужна очень большая работа, а тот Пушкин, которого всякий понимает, это Пушкин не настоящий, с неощутимой формой и легко переходящий в Надсона. Ошибкой Алексея Максимовича Пешкова является то, что он не хочет познать самого себя. Он хороший писатель и как всякий хо- роший писатель произошел не от великой русской литературы, a or литературы младшей линии. Он вырос из французского бульвар- ного романа, из газетного очерка. Связи с классиками у него нет, и в них он ничего не понимает, что совершенно не уменьшает его литературной значимости. Алексею Максимовичу нужно было поделиться с рабселькорами своим реальным литературным опытом. Вместо этого он дал пред- метный урок на тему потери ощутимости форм старой литературы современным читателем.