Новый ЛЕФ. № 10. 1928

художественной кинематографии. Убийственен для Николая кадр с пробой плуга, который рассматривается здесь, как редкость, как будто это не плуг, а ракета для междупланетного сообщения. Ироничность кадра увеличена тем, что не сказано о том, что плуг двухлемешный. Некоторые части ленты поднимают основные вопросы сего- дняшней теории искусства. Паника в Зимнем Дв о р ц е—э т о неудача старинной съемки оператора, который не сумел справиться с усло- виями освещения. В результате получился комический эффект дро- жащих и прыгающих фигур в тронном зале. Эта вещь несуще- ствующая, а только снятая, и с момента использования ее Шуб, как смысловою, сцена становится чисто игровой. Шуб несомненно права, потому что торжественность и строй- ность царской жизни — это тоже результат определенной системы съемки, которую интересно разрешить на ином материале. Но игро- вая и неигровая лента — это не постное и скоромное кушанье, и спор идет не о том, оскоромилась Шуб или нет, а о методах воз- действия. У нас сейчас есть две точки воззрения — одна крайняя, треть- яковская. Третьяков против эстетики, и он говорит не о конце стихов, а о конце вообще эстетического воздействия. Третьяков требует газеты как газеты, — такая газета существует. Можно сделать ее лучше. Сделать это можно и без Лефа. Интереснее во- прос о диференциальных качествах, об эстетических кусках в газете, о создании в газете и для газеты новых эстетических приемов 1 . Уходя из эстетики, Третьяков ее обнажает и освобождает, как нерешенные все вопросы. „Все спиртные напитки суета сует", — говорит баптист у Дик- кенса. Тогда его спрашивают: „Какие же именно из сует вы лю- бите?" Баптист вздохнул и ответил: „Наиболее крепкие". Брик доказывал в рабочей аудитории, что нужно читать газеты; ему вежливо ответили: „Хорошо, утром мы будем читать газеты, а вечером что?" Т. е. ему указали на то, что предложенная им вещь выполняет не гу функцию, чем та вещь, которую она должна заменить. В основе спор о документальном искусстве чрезвычайно сложен, и его нельзя решить иначе, как приняв во внимание диалектику художественной формы. Определенный прием, введенный, как не эстетический, может эстетизироваться, т. е. изменить свою функцию. Попытка Маяковского амнистировать Полонского и Рембрандта и объясняется тем, что Маяковский не может диалектически отще- пить функциональную сторону предмета от его генетической сто- роны и, защищая эстетику, должен защищать историю. С своей стороны, Третьяков, отрицая Рембрандта и Полонского, отрицает эстетику. Манифесты путаются, и спор идет уже не о теории, а о добродетели. 1 Редакция еще вернется к затронутому здесь вопросу. Р е д . 3*

35