Новый ЛЕФ. № 10. 1928

нетарен, он скорее в рамках своего столярного производства. За- слуга его в том, что он нашел некоторые п р о и з в о д с т в е н- н ы е, свои слова и первый сумел увязать их со всем прочим миром. Весь мир он ощущает как кустарь и ремесленник. Май, суета, внутри поет, —

„а на дворе-то после стуж такая же кипит починка". Это ему принадлежат такие строчки:

„Спозаранок мой рубанок, лебедь, лебедь мой ручной, торопливо и шумливо мною пущен в путь речной. Плавай, плавай, величавый, вдоль шершавого русла, цапай, цапай цепкой лапой струн стружек и тепла!"

Это писал Казин тогда, когда он еще не был „культурным", но позднее он занялся „усвоением культурного прошлого" и сей- час уже ходит в пушкипианцах. Теперь ему некогда писать о близ- ком: впору разрешать мировые вопросы... А. Б е з ы м е н с к и й первый из поэтов заговорил о конкрет- ных, о своих, об и м е н о в а н н ы х вещах. Не „шапки" вообще, а Безыменского шапка; и „валенки" Александра Безыменского, и „партбилет" его, а „Петр Смородин", секретарь комсомола—настоя- щий Смородин. И вещи, нужно отдать справедливость Безымен- скому, расцветают, побывав в его руках, поновому. Они даже имеют свойство отсвечивать иногда мировым Октябрем. Этому, по- жалуй, не поверят планетарные товарищи, но — это так.

..Кто о женщине. Кто о тряпке. Кто о песнях прошедших дней.

I

Кто о чем. А я — о шапке, Котиковой, Моей.

Почему в ней такой я гордый? Не глаза ведь под ней, а лучи! Потому, что ее

По ордеру Получил". А дело было в девятнадцатом, в окопах. („В этот день мы без пуль покорили восставший девятый полк" . )

Да, о шапке... И вот оттуда

Голодранцем в Москву припер. И в Цека получил, как чудо, Ордер На „головной убор".