Мастера искусства об искусстве. Том II

Прежде чем я сделал что-либо существенное в этом на- правлении, я имел некоторые надежды преуспеть в том, что фанфароны в книгах называют большим стилем исторической живописи, так что, никогда не пробовав этого «великого дела», я бросил маленькие портреты и фамильные сцены и с усмешкой над собственной моей смелостью начал карьеру исторического живописца. На большой лестнице госпиталя св. Варфоломея я написал две библейские истории («Силоамскую купель» и «Доброго самарянина») с фигурами в семь футов вышины. Я по- жертвовал эти картины благотворительному учреждению, чтобы они могли быть примером тому, что если в Англии существо- вала бы склонность поощрять историческую живопись, такой первый опыт показал бы большую, чем это обычно думают, ее доступность... Мне не хотелось спускаться до уровня портрет- ного фабриканта; попрежнему желая быть оригинальным, я отбросил все надежды на успех в этом жанре и вернулся к моему прежнему обычаю—иметь дело с широкой публикой. Я нашел, что это более отвечало бы моим намерениям, поскольку мне удавалось бы затрагивать страсти; малыми суммами, полу- чаемыми от многих, продажей гравюр, которые я делал с собст- венных моих картин, я обеспечивал за собой свою собственность. В моих занятиях я всячески практиковал ту техническую память, о которой я говорил выше, наблюдая и стараясь удер- жать в памяти линейно те предметы, которые наилучше отве- чали моим планам, так что, где бы я ни находился, покуда глаза мои были открыты, я вел мои занятия и приобретал не- что полезное для моей профессии. Этим способом, что бы я ни видел—замечательное событие или ничтожный сюжет,—стано- вилось более подлинной картиною, нежели рисунок посредством камер-обскуры. Итак, более брюсающиеся в глаза предметы благодаря их красоте или неправильности по привычке наибо- лее легко запечатлевались и оставались в моем воображении. Я приобрел таким образом преизобилие материала; естествен- но предположить, что я вводил его в мои произведения при каждом случае, как только это было можно. Благодаря этому ленивому образу поведения я сделался настолько профаном, что стал ставить природу выше лучших произведений искусства и признавался, что я видел или усмат- ривал в жизни тонкости, настолько превосходящие высшие усилия подражания, что когда я приводил в уме сравнения, я невольно употреблял кощунственные выражения по адресу