Лекции по эстетике. Книга третья

музыка 139 лишь искусством и только для него; в этой стихии простой крик раскрывается в последовательности тонов, в движении, где ход и смена сдерживаются гармонией и мелодически оформляются. рр) Этот элемент мелодии получает ближайший смысл и опре деление с точки зрения целостного человеческого духа. Изящные искусства скульптура и живопись раскрывают духовную проник новенность во внешней объективности и опять-таки освобождают дух от этого внешнего характера созерцания, с одной стороны, обретением в нем самого себя, задушевности, духовной продук тивности, в то время как, с другой стороны, ничего не остается на долю субъективного своеобразия, произвольного представления воображения и рефлексии, поскольку содержание раскрывается в своей совершенно определенной индивидуальности. Наобо рот, музыка, каі^ мы неоднократно убеждались, для такой объек тивности обладает лишь элементом самой субъективности; поэтому благодаря этому элементу внутреннее начало совпадает лишь с собой и возвращается в себя в своем выявлении, при котором чувство раскрывает себя в пении. Музыка есть дух, душа, непосред ственно существующая, звучащая для себя самой и чувствующая себя удовлетворенною в этом восприятии себя. Однако, как изящ ное искусство, она встречает тотчас же со стороны духа требование обуздывать, как самые аффекты, так и их выражение, чтобы не доходить до вакхического неистовства и бешеной бури страстей или не застывать в отчаянии, а оставаться свободным в восторге наслаждения, как и в величайшем страдании, и быть блаженным в излиянии их. Такова подлинно идеальная музыка, мелодиче ские произведения Палестрины, Дуранте, Лотти, Перголези, Глюка, Гайдна, Моцарта. Душевное спокойствие не теряется в произведениях этих мастеров; правда, скорбь также получает свое выражение, но она неизменно разрешается, ясная симметрия не распадается ни на какие крайности, в умиротворенной форме все остается твердо собранным, так что восторг никогда не перехо дит в неистовство и даже жалоба доставляет блаженнейшее успо коение. Уже по поводу итальянской живописи я говорил о том, что внутренняя примиренность должна иметься и при глубочай шей скорби и в крайнем душевном распаде; она даже при слезах и в страданиях сохраняет еще черты спокойствия и счастливой уверенности. В глубокой душе и скорбь остается прекрасной, как у арлекина еще царят изящество и грация. Точно так же при рода итальянцев преимущественно доставляла мелодическое выра жение, и в ее старинной церковной музыке наряду с величайшим религиозным благоговением мы также находим чистое чувство примирения; если даже душу охватывает глубочайшая скорбь, все же остается красота и блаженство, простое величие и деятель ность фантазии в душевном самоуслаждении с его стремлением к разнообразию. Это красота, имеющая чувственную видимость, так что зачастую такое удовлетворение мелодией сводится к исклю ­