Художник и эпоха

точки, что давеча мелькали на темном фоне грязй, около деревенских гумен,—их зга мысль не гнетет, и они не погибнут иод бременем уныния и истомы: они ежели и не борются прямо с небом, то, по край- ней мере, барахтаются, что-то устраивают...». «Притуплённое воображение силилось создать какие-то образы, помертвелая намять пробовала про- рваться в область прошлого; но образы выходили разорванные, бессмысленные, а прошлое не откли- калось ни единым воспоминанием, ни горьким, ни светлым, словно между ними и настоящей минутой навсегда стала плотная стена. Перед ним было только настоящее в форме наглухо запертой тюрь- мы, в которой бесследно потонула и идея простран- ства, и идея времени. Комната, печь, три окна в на- ружной стене, деревянная скрипучая кровать и на ней тонкий притоптанный тюфяк, стол с стоящим на нем штофом—ни до каких других горизонтов мысль не додумывалась. Но по мере того, как убы- вало содержание штофа, даже и это скудное чувство настоящего становилось не под силу. Бормотанье, имевшее вначале хоть какую-нибудь форму, окон- чательно разлагалось; зрачки глаз, усиливаясь раз- личить очертания тьмы, безмерно расширялись, са- мая тьма, наконец, исчезала, и взамен ее являлось пространство, наполненное фосфорическим блеском. Это была бесконечная пустота, мертвая, не оттсти- кающаяся ни единым жизненным звуком, зловеще- лучезарная. Она следовала за ним по пятам, за каждым оборотом его шагов. Ни стен, ни окон—іш-