Художество

ея гребенЬ и, затѣмъ, неизбѣзкное пониЖе- ніе, которое мЬі и лереЖиваемъ теперЬ. Въ самомъ дѣлѣ, что зке оставалось лослѣ та- кихЪ колоссовЪ-худоЖниковЪ, какъ Бёклинъ и Ронсъ—символистовЪ; МесонЬе иМенцелЬ — рисовалЬщиковЪ; утонченнЪіхъ худозкникозъ- мастеровъ, какъ БастЬенъ ДепажЪ, Фортуни; глубокихъ Жанристивъ, какъ ЛейблЬ, ВоатЬе и т. д., и т. д., и т. д. Оставалось толЬко: или закричатЬ, да такъ, чтобЬі надулисЬ ЖилЬі и лопнули, вЬівернутЬся такЪ, чтобЬі всѣ уди- вилисЬ неестественности полоЖенія—и в с е э т о п р о д ѣ л а л и г о с п о д а д е к а д е н т Ь і . Странная тенденція проявилась у насъ въ послѣднее время среди худоЖественнЪіхъ критиковъ да и самихъ худозкниковЪ: отозке- ствлятЬ новое направленіе Живописи съ об­ ще ственнЬімъ двизкеніемЪ нашихЪ дней. Про­ водилась параллелЬ мезкду зкеланіемъ стрях- нутЬ вѣковое монголо-византійское иго—съ одной сторонЬі, и съ зкеланіемъ отдѢлатЪся отъ старЬіхъ традицій вЪ искус ствѣ—съ дру­ гой. Но удачна ли параллелЬ? Съ одной сто- ронЬі, Россія, перезкивающая великій истори- ческій моментъ освобозкденія отъ старЬіхъ рзкавЬіхъ цѣпей гразкданскаго рабства, а, сЪ другой, погоня за красочнЬіми эффектами и картинки «настроенія», понятнЬія толЬко ав­ тору произведенія—что Же общаго меЖду тѢмЪ и другимъ? НеуЖели эти «пиЖонЬі» и манерничающія барЬшіни XV III вѣка и по-

Искусство буду ш,аго.