К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. Том 2

Вторая стадия. Тут мы встречаемся с Резаком в роли си делки при больном Рудольфе, которого он спас от смертельной опасности. Резака стал столь благопристойным моральным существом, что из боязни запачкать ковер отклоняет предложение врача- негра Давида сесть на пол. Он даже настолько робок, что не ре шается сесть на стул. Сначала он ставит стул спинкой на пол, а затем садится на передние ножки стула. Он не забывает изви няться каждый раз, когда называет Рудольфа, которого он спас от смертельной опасности, своим «другом» или «мосье» вместо «монсеньер» 1. Изумительная дрессировка беспощадного сына природы! Резака раскрывает нам сокровеннейшую тайну своего критиче ского превращения, сознаваясь Рудольфу, что он испытывает к последнему такую же привязанность, какую бульдог испыты вает к своему господину: «Je me sens pour vous comme qui dirait I’attachement d’un bouledogue pour son maitre». Прежний мясник превратился в собаку. Отныне все его добродетели бу дут добродетелями собаки, беззаветной «преданностью» собаки своему господину. Его самостоятельность, его индивидуальность совершенно исчезнут. Но подобно тому как плохим живописцам приходится делать надпись на своих картинах, чтобы объяснить их содержание, так и Эжен Сю вкладывает в уста «бульдога»- Резаки записочку, которую тот все время торжественно повто ряет: «Два слова — у тебя есть сердце и честь — сделали меня человеком». До последнего издыхания Резака будет искать мо тивов своих действий не в своей человеческой индивидуально сти, а в этой записочке. Для доказательства своего морального усовершенствования он часто будет размышлять о своем собст венном превосходстве и о дурных качествах других индивидуу мов, и во всех тех случаях, когда он станет сыпать нравоучи тельными фразами, Рудольф будет говорить ему: «Меня ра дуют такие твои речи». Резака стал не обыкновенным, а моральным бульдогом. Третья стадия. Мы уже восхищались мещанской благопри стойностью Резаки, пришедшей на смену его грубой, но сме лой бесцеремонности, Теперь мы узнаём, что он, как и подобает «моральному существу», усвоил себе также походку и манеры обывателя: «По его походке его можно принять за самого безобидного в мире обывателя».

1— титулование князей и епископов. Ред.