К. Маркс и Ф. Энгельс об искусстве. Том 2

сказаниях или в балаганной комедии о большом Голиафе и маленьком Давиде: «Если бы Вы висели так высоко» — на самой верхушке фонарного столба, — «Вас не заметил бы ни один человек на свете». Это юмор великана, причудливый и одновременно вселяющий трепет. Столь «литературно» г-н Гейнцен демонстрирует не только свою «шею», но и всю свою «природу», все свое тело. Своего «маленького» противника он поставил рядом с собой, чтобы посредством контраста с надлежащей рельефностью показать совершенство своего телосложения. «Маленький» уродец дер жит в .своих ручонках топор палача — быть может, одну из тех миниатюрных гильотин, которые в 1794 г. дарили детям в качестве игрушки. Напротив, он сам, грозный богатырь, со злой и презрительной усмешкой держит в руках лишь одно оружие — «розгу», которая, как он дает нам понять, давно служила для «наказания» злых «мальчишек» — коммуни стов — за их «дерзкие выходки». Великан снисходительно об ходится со своим «насекомообразным противником» как пе дагог, вместо того чтобы растоптать безрассудно-смелого молодчика. Он снисходительно беседует с ним, как друг детей, читая ему мораль, делая ему строжайшее внушение по поводу его тяжелых пороков, а именно: «лжи», «нелепой маль чишеской лжи», «наглости», «задорного тона», непочтительно сти и других прегрешений юности. Если при этом розга охва ченного наставническим пылом исполина время от времени резко свистит над головой воспитанника, если по временам ка кое-нибудь грубейшее выражение прерывает поток нравоучи тельных изречений и даже отчасти сводит на нет их действие, то не следует ни на минуту забывать, что не может же исполин заниматься моральным воспитанием так, как им занимаются обычные школьные наставники, вроде Квинта Фикслейна, и что природа, если ее и прогнать в двери, вернется снова через окно. К тому же не следует упускать из виду, что те самые выражения, которые в устах такого карлика, как Энгельс, зву чат как непристойность, вызывающая у нас отвращение, звучат восхитительно, пленяя наш слух и сердце подобно звукам при роды, когда они произносятся таким колоссом, как Гейнцен. Да и уместно ли язык героя мерить узкой меркой обыватель ской речи? Разумеется, нет, так же как нельзя считать, напри мер, что Гомер опускается до уровня грубиянской литературы, когда он одного из своих любимых героев, Аякса, называет «упрямым, как осел».