Из прошлого. Воспоминания

зрения я узнал, что я— ничто, ибо я — еврей, а государство—рус- ское; пбо хозяева—русские, а я—инородец. Однако, я— русский подданный, но религии я все же другой, и потому мои братья и сестры ие могут жить в Петербурге, пе могут со мпою видеться ; однако, кончив высшую государственную школу, они приобре- тают «право жительства». «Право жительства» имеют евреи- купцы, заплатившие государству за гильдию, а также евреи, принявшие христианство. — «К чему мепя всему этому учили.'» думал я часто с досадой, чувствуя разлад между всем тем, что я видел и инстинктивно сознавал, и тем, что мне внушали в школе. Не лучше обстояло дело и с преподаванием в старших классах русского языка п словесности — этих самых важных предметов; в особенности выделялось рутинное преподавание синтаксиса н логики. Не зная и не чувствуя русского языка, я бы должен был хуже всех учиться, но на самом деле, благо- даря тому, что методы преподавания имели сходство со знакомым мне схоластическим талмудом, я получал лучшие баллы, чем другие. Еще когда дело шло о правописании и этимологии, кое-какая польза получалась. Но чем больше мы усваивали катехизис слова, именуемый синтаксисом, тем хуже понимали мы истинный дух языка. Когда я окончил училище, то долго не мог свободно и легко излагать своп мысли на бумаге. Знание синтаксиса сковывало мои мысли и уродовало их. Простые письма я писал с трудом. Я нишу товарищу: «Пришлите мне книгу, которую я вчера забыл у вас: она мне нужпа», — и переделываю: «Нуждаясь в книге, которую я вчера у вас з а был » . . . Запомнился мне один случай, когда преподаватель словесности Нпколепко вызвал меня: «Читайте «Украинскую ночь». Я вспыхнул от радости: как раз паканупе. товарищ читал мне это вслух. Три раза мы пере- читывали эту поэтическую вещь. От восторга я долго не мог заснуть. Нот покажу я товарищам, как это надо читать; пусть насладятся! «Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не зиаете украинской ночи! Всмотритесь в н е е » . . . начинаю я с восторгом и упоением. «Стойте!» кричит учитель, стуча карандашом по каФедре: «Куда бежите? вы точно поэт», ухмыляясь говорит он, и от этих слов мне почему-то становится стыдно.

*