Графика Б. М. Кустодиева

мрачные, радостные, и чаще всего „никакие“, человеческие „промельки“, „пустые места“. Встречи с Б. М. Кустодиевым оставлялипрочный след в памяти и всегда благостное, умиро­ творяющее впечатление. Пример человека, так стойко пере­ носящего тяжелую болезнь, как бы уменьшал остроту житей­ ских невзгод, делалих менее значительными. Именно благост­ ное, а не жалкое впечатление производил этот прикованный к креслу человек, находивший в труде нескончаемый источник утешения. Его энтузиазм заражал, и казалось, что, в самом деле, искусство способно дать забвение всех тревог иутолить все боли. Для него искусство не было тяжелой ношей, как для Блока („искусство—ноша на плечах“): в искусстве для него сливались воедино труд и отдых. Он больше, чем кто- либо, чувствовал, что „жизнь скована, искусство—свободно“,' и любил свою „веселую науку“. Свидания с Борисом Михайловичем: просторная, светлая комната, где со стен смотрят знакомые, красочные, жизне­ радостные полотна—пышнотелая красавица русская; нежно­ зеленыйиголубой пейзаж; эскизы „Блохи“; портрет Волошина, похожего на Силена, прикинувшегося апостолом. На шкафу— бюст Добужинского. На мольберте— неоконченный холст. Посреди комнаты за мольбертом или у окна, в кресле на колесах—художник. Внимательный, улыбчивый. Слабый, слегка сиповатый голос, с добродушными, немножко нерешительными интонациями. Первое и постоянное впечатление—весь он мягкий, округлый, „сырой“. В последние годы черты Б. М. приобрели некоторую одутловатость, отечность, какая бывает у людей, живущих взаперти или (он выезжал иногда на про­ гулку, втеатр, в кино, даже за город) ведущих исключительно сидячий образ жизни. Прежде, с бородою, он имел сходство с московским купчиком: есть такой, совсем „купеческий“ автопортрет изображающий художника, в шубе и меховой шапке. Без бороды Б. М. казался моложе и утратил „замос­ кворецкий“ стиль, но борода была ему к лицу.