Гамбургский счет

дельных образов, которые, вытесняя собой сюжет, оставляют ему только служебную роль. Живым у Каверина, Эренбурга, у Бабеля является мате риал — факт — сообщение*. Все эти произведения связаны прежде всего тем, что они никогда не были бы напечатаны в журналах старого типа. Про них сказали бы: это не литература. Когда Бабель прислал один из отрывков «Конармии» — «Смерть Долгушева» — в один иллюстрированный журнал, то там решили напечатать его на четвертой странице, то есть ре шили, что это не рассказ, а очерк**. Редакторы, и довольно опытные, не узнали в новой беллетри стике беллетристику. Бессюжетная проза. Дневник в качестве литературы. Умыш ленно незначительный или глупый герой, дающий освобождение от психологии. «Газеты когда-нибудь пройдут, как «прошли» Крестовые по ходы»,— писал В. Розанов***. Знание, что мир проходит, отличает человека от обыва теля. Обыватель не верит, что торговля пройдет, что брак пройдет, и в глубине души может согласиться на прогресс как на смену, но никогда не согласен на замену. Сейчас много говорят о литературе, ее то возвращают к Ост ровскому, то к Диккенсу, то ждут в ней нового Гоголя, но не знают, что старые формы «пройдут». Не всегда люди жили парами, не всегда служили и торгова ли. Эти формы быта появились и пройдут. Стихи, романы, рассказы тоже пройдут. Пройдут не сразу. Будут какие-нибудь журналы, в которых старые литературные формы «застрянут» на время, как застряли в Австралии птице звери, но «в общем и целом», как говорят у нас на родине, новых Островских не будет****. Будут люди с другими фамилиями писать в новых литературных формах. Русская новелла и роман пережили уже период цветения. Не случайно искал Лев Толстой в своих сказках другой формы повествования. Новелла французского типа, культивируемая Чеховым, в руках эпигонов быстро расплылась в бесформен ный рассказ ни о чем. Но и в цветущие времена своего развития русская новелла была малосюжетна. Рассказы Тургенева держатся обычно не на действии, а на 197 ГОРЬКИЙ. АЛЕКСЕЙ ТОЛСТОЙ