Fuck context

это строить, просто общество не было готово к нашим идеям. Мы искали сла- бое звено в существующей архитектуре, чтобы сделать первый шаг на пути к ее обновлению, чтобы создать новый архитектурный язык. Вольф начинает рисовать на клочке бумаги. — В немецком языке есть слово entwurf , оно переводится как «дизайн» или «набросок», но буквально означает выбрасывание чего-то наружу. Если мы бу- дем понимать ent- как подсознание, тогда дизайн — это выплескивание подсо- знания. Исходя из такого понимания проектирования, мы создали свой соб- ственный «деконструктивистский» архитектурный язык. — В вашем проекте 1968 года я вижу влияние татлинской башни. Это сознатель- но или подсознательно? — Не сознательно, но мы, безусловно, находились под сильным влиянием архитектуры революционной России и прекрасно знали и татлинскую баш- ню, и ленинскую трибуну Лисицкого. Мы считали себя революционерами, хотя и не были членами революционных партий — коммунистической, троц- кистской, маоисткой. Я показываю Вольфу наши собственные утопические проекты в книжке 1972 года. Идеологически мы находились по разные стороны баррикад. Капитализм и общество потребления, с которым боролись небесно-голубые, были нашим, пусть не всегда осознанным, идеалом. Не парадоксально ли, что одни и те же формы служили для выражения прямо противоположных идей? Вольф категорически не- согласен. — Никакого противоречия тут нет. И вы, и мы боролись с одним и тем же врагом — тоталитарным государством, неважно, коммунистическим или ка- питалистическим. Заметили ли вы, что все тоталитарные общества, начиная с Рима, всегда используют один и тот же архитектурный язык — оси симметрии, нечеловеческий масштаб, камень, неподвижность, ориентация на вечность? Я пытаюсь возразить. Пьер-Шарль Л'Анфан, который проектировал Вашинг- тон, использовал и масштаб, и оси, и камень, но пытался ими выразить совсем противоположное: открытость и демократию. — Он так думал, — смеется Вольф, — а подсознательно выразил другое. В Ав- стрии сейчас идет дискуссия, можно ли считать колонну и камень непремен- ными атрибутами фашизма. Я с таким экстремизмом не согласен, но колонны ненавижу и почти никогда не использую камень. — Чем же так провинились колонны? Вольф оживляется. Это его любимая тема. —Возможно, вас это удивит, но идея «жидкого» пространства и преодоления земного притяжения принадлежит Ле Корюзье. Вспомните его сооружения на ножках. Вспомните его кресло. Замечали ли вы, что в этом кресле человек за- нимает позу, точно соответствующую позе космонавта при взлете? Если бы у Корбюзье и Бакминстера Фуллера были компьютеры, их здания взмывали бы ввысь как наши. Теперь колонны. В дорическом храме в Пестуме 36 колонн. Они поддерживают крышу площадью в 1400 квадратных метров. В нашем про- екте BMW крыша ровно в 10 раз больше, но нам понадобилось всего 11 колонн. Архитекторы всех времен всегда видели в силе тяжести своего врага.

98

Владимир Паперный