Фантазии об искусстве

В.-Г. ВАКЕНРОДЕР

безжание рожков, от жуткого и зловещего звука которых кровь леденела, и при таинственном свете отдаленных фа келов из открывшихся гробов вылезли, ко всеобщему уж а ­ су, белые скелеты с половиной туловища, сели на гробы и наполнили воздух мрачным глухим пением, от которого в сочетании со звуками рожков кровь застывала в жилах. Они пели о страхе смерти и о том, что все, кто сейчас живыми смотрят на них, скоро сделаются такими же скеле тами, как они. Вокруг телеги толпилась большая, беспоря дочная свита в масках, изображающих черепа мертвецов, в черных одеждах, разрисованных белыми костями и кре стами, верхом на тощих лошадях — и у каждого была своя свита из четырех других черных всадников с факелами и огромным черным знаменем, разрисованным черепами, и костями, и белыми крестами, а с телеги свисали десять больших черных знамен — и во время своего медленного шествия все это мертвое войско глухими дрожащими голо сами распевало один из псалмов Давидовых. Как ни странно, но этот неожиданный парад мертвых, который нагнал вначале столько страху, очень понравился всей Флоренции. Болезненные и неприятные ощущения властно захватывают душу и как бы принуждают ее к со участию и нахождению в них удовольствия; а если они к тому же еще овладевают нами и волнуют нас с помощью известного поэтического полета фантазии, то они в состоя нии держать душу в возвышенном и восторженном напря жении. При этом я могу еще сказать, что, по-видимому, такие выдающиеся люди, каким был Пьеро ди Козимо, получают в дар от небес чудодейственную тайную силу, при помощи которой они вызывают сочувствие к тем странным и из ряда вон выходящим вещам, которые они делают, да же среди простого народа. Хотя неспокойная мрачная фантазия Пьеро постоянно дразнила и изнуряла его, небеса все же судили ему дожить до весьма преклонного возраста; скажу более: по мере того как он приближался к восьмидесяти, дух его пресле довали все более дикие фантазии. При всей своей большой телесной слабости и старческом злополучии он мучился один и резко отвергал всякое общество и всякую мило сердную помощь. Он пытался продолжать работать, но уже не мог, потому что руки у него ослабели и постоянно дро жали; тогда он приходил в неописуемую ярость и хотел силой заставить руки повиноваться; но пока он так в гне 72