Фантазии об искусстве

ФАНТАЗИИ ОБ ИСКУССТВЕ. ДЛЯ ДРУЗЕЙ ИСКУССТВА

Из этого душевного смятения нас словно бы всемогу щей волшебной палочкой освобождает искусство. Оно ве дет нас в страну, где светлые лучи повсюду распространя ют нежную гармонию, эти играющие лучи завладевают также и нашим сердцем и оживляют его новой силой, и в нас оживает чувство собственной ценности; и вот уже вновь забили все иссякшие родники утешения и радости и журчат, наполняя пас силами, и настоящее превращается в огромный цветок, из чашечки которого поднимается нам навстречу небесный аромат. Ибо ничто в мире так не уто ляет жажду нашего бедного сердца, как наслаждение ис кусством — самый тонкий способ ощущать и понимать се бя самого. В самом чистом и прекрасном обличье предста ет тогда самой себе человеческая душа, она познает себя, но с улыбкой и радостью, ей кажется, что она нежно обни мает нечто постороннее, после же она замечает и узнает себя самое. И вот мы снова любим жизнь— и с невозмутимым спокойствием терпим все ее невзгоды. Наше богатое серд це горько сострадает бедным, окружающим нас, в нем больше нет суровой и жестокой ненависти к ним. Но где найти слова, дабы объяснить ту силу, какую имеет над нашими сердцами небесная музыка с ее полно звучными аккордами, с ее обворожительными созвучиями? Она прямо входит к нам в душу, утоляя ее своим небес ным дыханием. О, как быстро возвращаются к нам в это мгновение воспоминания обо всем испытанном когда-то блаженстве, как поднимаются навстречу прекрасной гостье все благородные чувства, все возвышенные мысли! Как скоро, подобно волшебным семенам, пускают в нас корни звуки, и вот уже они растут, согреваемые незримыми пла менными силами, и вот уже в нашей душе шелестит дуб рава с тысячей удивительных цветов, с непостижимо при чудливыми красками, а в листве дерев резвятся и играют наше детство и наше еще более отдаленное загадочное прошлое. Цветы приходят в движение и водят веселые хо роводы, краски сверкают тысячекратным блеском, и весь этот свет, искристость, дождь лучей рождают новый блеск и новые лучи. И кто же, растворившись в этих пучинах сладострастия, с душой, превратившейся в нечто, для че го у нас нет ни слов, ни мыслей, что само по себе есть все, есть высшее блаженство,— о, кто станет тогда еще оглядываться на жизненные тяготы, кто не последует за

183