Фантазии об искусстве

ФАНТАЗИИ ОБ ИСКУССТВЕ, ДЛЯ ДРУЗЕЙ ИСКУССТВА

нам величием, и тогда наш язык изливается в восторжен ной речи, ибо нам не дано непосредственно вознестись ду шой к эфирным образам и мы не можем выразить себя иначе как через наши органы. Энтузиазм (если только он не фальшив,непритворен) — это не восхваление чужого духа, а прекрасная исповедь нашего собственного, о настоящем искусстве никогда нель зя говорить без энтузиазма. Подобным же образом, когда тысячеликие силы природы действуют вокруг нас, когда восходит благотворное величественное светило, и во всей природе мы ощущаем созидающих духов, и отовсюду, с гор и из долин, звучит нам родственная жизнь, дружест венные силы, и мы ощущаем себя в созвучии с миром зримым и незримым, тогда мы охотно высказываем наше бла женство, мы хотим воздвигнуть памятник возвышенному ощущению самих себя; и так возникает молитва, мысль о боге. Тот, чья грудь ширится от горячего чувства, ста нет ли считать и отмерять свои слова, придет ли ему на ум сдерживать себя в гимне всевышнему и отдавать долж ное другим существам? Это сравнение не кажется мне столь дерзновенным, ка ким оно покажется большинству. Многие полагают, что их собственные заслуги или заслуги другого, которые они чаще всего сами неясно себе представляют, умаляются, коль скоро нечто иное восхваляется как высочайшее, ве ликолепнейшее, совершеннейшее. Как будто все великое и прекрасное не живет в своем собственном мире, в соб ственной стихии, не само себя питает и поддерживает. Ни какая враждебная сила не может разрушительно ворвать ся туда, всякая красота, вечная, как мир, основываясь на самой себе, непроницаемая, движется в своих пределах, и любой, кто попытался бы ее разрушить, кажется глуп цом', заслуживающим сожаления, а не ненависти, так же как тот, кто попытался бы слабым языком хулить госпо да. Это не дерзость, а ошибка в оценке самого себя. Но большинство из них чувствует, что их чересчур зем ная грудь не создана для того, чтобы служить вместили щем светлого пламени энтузиазма. Они пугаются чувства, лишь только издали завидят его приближение, ибо тогда исчезнут их глупые, нелепые, низменные радости, их по кинет все, что для них ценно, что вызывает у них почти тельный священный трепет, — счастье домашнего уюта, мелкая гордость своим превосходством. Водяная стихия, 147