Эстетика. Том второй

ществляющей свою волю. С другой стороны, они представляют цельную внутри себя неограниченную душу, которая, будучи за тронута в какой-нибудь определенной стороне своей внутренней жизни, сосредоточивает ширь и глубину всей своей индивиду альности в этом единственном пункте, попав же в коллизию, ока зывается не в состоянии ориентироваться и, прибегнув к рассуд ку, помочь себе; она не развертывается вовне. Третий момент, на который мы должны теперь еще указать, заключается в следующем. Если мы желаем, чтобы эти совер шенно односторонние и ограниченные по своим целям, но разви тые по своему сознанию характеры представляли не только фор мальный, но также и субстанциальный интерес,— мы должны по лучить от их изображения впечатление, что ограниченность их субъективности есть лишь некая судьба, иначе говоря, перепле тетге их совершенно частной определенности с глубоким внут ренним содержанием. Шекспир дает нам возможность познать в них эту глубину и богатство духа. Он показывает людей свободной силы представ ления и гениального духа, ибо рефлексия возвышает их над тем, чем они являются по своему состоянию и своим определенным целям. Поэтому кажется, что они совершают свои деяния вслед ствие несчастных обстоятельств и коллизий своего положения. Но это надо понимать не так, что деяния Макбета, например, мы должны приписывать только злым колдуньям; колдуньи являют ся лишь поэтическим отражением его собственной упрямой во ли. То, что шекспировские герои осуществляют, их особая цель, имеет своим происхождением и основой своей силы их собствен ную индивидуальность. Но эта же индивидуальность сохраняет вместе с тем величие, которое стирает то, чем она является в дей ствительности по своим целям, интересам и поступкам, расширяя и возвышая ее в самой себе. И точно так же вульгарные характеры у Шекспира — Сте фано, Тринкуло, Пистоль и абсолютный герой среди всех Фаль стаф — при всей своей вульгарности вместе с тем обнаруживают ум. Их гений мог бы охватить собою все, иметь полное, свобод ное существование и вообще быть тем, чем являются великие люди. Напротив, в французских трагедиях даже величайшие и лучшие люди довольно часто оказываются при надлежащем рас смотрении только напыщенными, злыми тварями; им хватает ума лишь для оправдания себя всякими софизмами. У Шекспи ра мы не находим ни оправдания, ни осуждения, а лишь раз мышление о всеобщей судьбе, необходимость которой индивиды принимают без жалоб и без раскаяния. Исходя из необходимости

Π Гегель т. 2

297