Эстетика. Том второй

α. Эта борьба изображает абсолютную катастрофу и пред ставляет собой существенное деяние богов, благодаря которому впервые обнаруживается главное различие между старыми и но выми богами. На эту войну, которая выявляет данное различие, мы должны указать не как на один из многих мифов, а должны рассматривать ее как миф, образующий поворотный пункт и вы ражающий создание новых богов. β. Результатом этого насильственного спора между богами является свержение титанов, полная победа новых богов. Фанта зия наделяет их всевозможными преимуществами в их упрочен ном господстве. Напротив, титанов отправляют в изгнание, и они вынуждены или обитать в недрах земли, или, подобно Океану, находиться у темной окраины светлого .радостного мира, или под вергаться разнообразным наказаниям. Прометея, например, при ковывают к скифским горам, где ненасытный орел терзает его печень, которая вновь отрастает. Тантала в подземном мире му чает безумная, никогда не утоляемая жажда, а Сизиф тщетно должен втаскивать на гору камень, постоянно скатывающийся вниз. Эти кары, как и сами титанические силы природы, суть безмерная, дурная бесконечность, страстное стремление должен ствования или ненасытность субъективного природного вожделе ния, которое в своем длящемся повторении не достигает оконча тельного покоя и удовлетворения. Подлинно религиозному чувству греков влечение к необъятной дали и неопределенности не кажется чем-то высоким для человека, в противовес тому, как оценивается это страстное устремление в новейшее время, но рассматривается как проклятие, и ему отводится место в Тартаре. γ. Стихии природы — вот что должно отступить теперь в классическом искусстве на задний план и уже не считаться бо лее окончательной формой и соразмерным содержанием. Тем са мым для мира новых богов отпадает все смутное, фантастическое, неясное, дикая смесь природного и духовного, всякое смешение внутри себя субстанциального смысла и случайных внеш них черт. В этом мире более неуместны порождения необуздан ной фантазий, еще не осознавшей меры духовного; они справед ливо должны избегать яркого света дня. Можно сколько угодно приукрашивать великих кабиров, корибантов, образы порождаю щей силы и т. д., все же подобные воззрения (я уже не говорю о старой Баубо, которую Гёте заставляет скакать поБлоксбергу на свинье) по своему характеру принадлежат еще сумеркам со знания. Лишь духовное развивается три свете ясного дня; все то, что не проявляет себя и не обнаруживается в себе в своем яс ном значении, носит недуховный характер и снова погружается

178·