Эстетика. Том четвертый

в том, что знание есть для себя, а истина его — в простом; раз личие, в силу которого имеется действительное сознание, имеет свою основу в уничтожающей его внутренней сущности; ясное для себя уверение достоверности имеет свое подтверждение в забвении. [ (γ). Гибель индивидуальности.] — Сознание раскрыло эту противоположность благодаря совершению поступков; действуя согласно данному в откровении знанию, оно на опыте узнает его обман и, отдавшись, со стороны содержания, одному атрибуту субстанции, оно оскорбило другой и тем самым дало последнему право на себя. Следуя знающему богу, оно, напротив, уловило то, что не дано в откровении, и расплачивается за то, что дове рилось знанию, двусмысленность которого — так как она состав ляет его природу — должна была существовать и для него и слу жить ему предостережением . Исступление жрицы, нечеловечий облик ведьм, голос дерева, птицы, сновидение и т. д. — это не способы проявления истины, а предостерегающие знаки обмана, нерассудительности, единичности и случайности знания. Или, что то же самое, противоположная сила, которую оно оскорб ляет, имеется налицо как провозглашенный закон или действую щее право, будет ли это закон семьи или государства; сознание, напротив, следовало собственному знанию и скрыло от себя само го то, что было явно и открыто. Но истина выступающих друг против друга сил содержания и сознания есть результат, который сводится к тому, что обе одинаково правы, а потому в своей противоположности, создаваемой поступком, также одинаково неправы. Движение действования доказывает их единство в обо юдной гибели обеих сил и обладающих самосознанием характе ров. Примирение противоположности с собою есть Лета подзем ного мира в смерти, или Лета высшего мира , как оправдание,— не оправдание вины, ибо сознание, так как оно совершало по ступки, отрицать ее не может, а оправдание преступления и его искупительное умиротворение. И та и другая Лета есть забвение, исчезновение действительности и проявления сил субстанции, их индивидуальностей и сил абстрактной мысли о добре и зле; ибо ни одна из них для себя не есть сущность, последняя же есть покой целого внутри себя самого, неподвижное единство судьбы, покоящееся наличное бытие, а следовательно, бездеятельность и нежизненность семьи и правительства, и равный почет, а следо вательно, равнодушная недействительность Аполлона и Эринии и возвращение их одушевления и деятельности в простого Зевса. Эта судьба завершает изгнание населения с неба, безмыс ленного смешения индивидуальности и сущности — смешения, 146/