Эдгар Дега и его искусство

симости от соседства простое белое полотенце покрывается тем или иным налетом—становится золотистым шарфом или, наоборот, холо- деет снежной голубизной; волосы блондинки на желтом фоне разго- раются ярким золотом, звучной бронзой, а самое тело трепещет всеми переливами жемчужины, точно повитое желтыми, голубыми и розовыми жилками. Уже в серии „Гладильщиц" мы видили как Дега умеет претворять белизну крахмала в золотистую, драгоценную поверхность перламутра. Но теперь живопись, чистая живопись, упоение красочным блеском торжествует свою окончательную победу над стариком Дега, заставляя его превращать свои мещанские intéurieues'bi в миражи знойного сла- дострастия. Эта любовь его к краске, к пламенеющему желтому фону, к живописности пятен роднит его не только с импрессиони- стами, но и сближает непосредственно со всей традицией Рококо— с великими колористами XVIII века. Отвлекитесь на миг от „совре- менности" обнаженных женщин Дега, от его реалистического трак- тования формы, прищурьте глаза — и вы почувствуете в его „приче- сывающихся" и „моющихся" мещанках ту же свежую и чудесную гармонию света, воздуха, тела и тканей, которая от венецианцев и фламандцев передалась „Спящей вакханке" Ватто, „Купальщицам" Фрагонара, „Нимфам" Буше, а затем и „Одалискам" Делякруа. Такова замечательная особенность художнической натуры мастера: как я уже говорил раньше, он в одно и то же время зачинатель и продолжатель, бунтарь и классик. Художник современности, быто- писец буржуазии и работниц, спальни и прачечной, он в то же вре- мя—рыцарь культуры, верный лучшим заветам прошлого. Правда это сплетение духа революции с духом традиции — черта общая многим французским художникам. Но у большинства она проявляется одно- сторонне: так, Ренуар, столь же изумительный живописец женской наготы, всю свою жизнь откровенно тяготел к несколько идеализиро- ванному и кукольно-здоровому типу женщин Буше, (в зтом отношении любопытно сравнить висящие рядом у С. И. Щукина женские тела Ренуара и Дега — пышную округлость первого с острой угловатостью второго). Э. Манэ находился под непобедимым влиянием испанцев. Дега слишком большая индивидуальность, чтобы его можно было связать с каким-нибудь определенным „влиянием", но в его творчестве гармо- нически претворилась в с я п о л н о т а французской художественной культуры. А эта культура двуедина так же, как и душа Дега. Исстари в ней сочетались два начала, две струи, соответствующие двум рубежным