Эдгар Дега и его искусство

в XVI в. вторжение во французское искусство отвлеченного италианизма. Ева Дега—младшая сестра Евы-Химеры с любого собора. Для оправдания и утверждения этой „характерной" наготы в рас- поряжении Дега есть еще одно, самое сильное средство — колорит. Здесь мы должны еще раз констатировать тот самый „дуализм" в твор- ческой психологии художника, который наблюдали в балетной серии: если Дега как рисовальщик остается строгим аналитиком, то, берясь за палитру, он становится мечтателем, романтиком. Увлекаясь цветом, он преображает свои произведения, „дульцинирует", идеализирует свои мещанские модели, и радостная праздничная окраска часто спорит в них с откровенной будничностью формы. Так же, как на сцене ба- лета он не раз поддавался иллюзиции красочного зрелища, так и здесь, в будуаре и ванной, он не в силах устоять перед соблазном краски. Но где же находит правдолюбец Дега этот волшебный источник кра- сочности в обыденной обстановке домашнего быта? Таким источни- ком цвета отнюдь не является у него само женское тело, которое награждалось столь восхитительными эпитетами в XVIII веке, в пору „лилейных" и „млечных" нимф Ватто, Буше и Фрагонара. Нет, на картинах Дега кожа женщины — лишь женственно-покорное зеркало окружающей живописной среды. Именно тут-то вскрывается близость Дега к его соратникам-жи- вописцам, Клоду Монэ, Ренуару, Писсарро. В самом деле, как эмпи- рик-импрессионист, Дега знает, что в природе нет „локальных", раз навсегда неизменных цветов, что окраска каждого предмета (в том числе и человеческого тела) зависит от взаимодействия его с другими соседними предметами, что в воздушной среде все они чудесно пере- кликаются друг с другом красочными созвучиями. Он знает закон „дополнительных цветов", закон цветового контраста. Еще Делякруа говорил: „дайте мне уличную грязь, и я сделаю из нее прелест- ный оттенок женской кожи", желая этим парадоксом сказать, что даже серая „грязь" путем контраста с другими, соседними, яркими красками может преобразиться, ожить и окраситься любым оттенком. И вот зарисовав с беспощадной зоркостью „круп" женщины и окружающие ее вещи и исполнив то, что Энгр называл тремя четвертями живописи, Дега как бы отходит в сторону, прищуривает свои слишком пронзи- тельные глаза, покорно склоняет голову на бок и... предоставляет свету совершать его чудеса. Тогда начинается комнатная феерия —все пре- ображается, вибрирует, заигрывает друг с другом и усиливает взаим- ную яркость. Дешевые чехлы на креслах расцветают узорами богатых гобеленов, а брошенные юбки и белье сверкают как шелка; в зави-