Эдгар Дега и его искусство

развитые — те же „рабочие" ноги, что у лошадей на картине „Про- ездка лошадей перед скачками". Есть нечто поистине „символиче- ское", почти жуткое в этой толчее конечностей, в этой самостоятельной жизни ног, в их ненормальной растопыренности и вывороченности, наконец, в жесте балерины, которая гладит свою ступню, как гладят лошадь—здесь какая то обыденная и, вместе с тем, до мистики обна- женная правда балета. Мы подходим тут ко второй черте театральных впечатлений Дега. Художник следит балет в двояком разрезе: профессиональном и бы- товом-, он наблюдает балерину, как живой механизм и, в то же время, і?ак продукт определенной социальной среды. .На ее лице—не только профессиональная маска, которую она навлекает на себя, даже позируя перед фотографом, но и печать простонародного происхождения; ее тело— костляво и худо, не дисциплинировано ритмом, не облагорожено танцем. С каким-то острым и горьким наслаждением подсматривает Дега, как раз те интимные движения танцовщиц, которыя неведомы публике—он показывает балерину словно застигнутую врасплох в те моменты, когда она предоставлена самой себе, когда она не чувствует на себе контроли- рующих взоров толпы. Он подобен Льву Толстому подглядевшему ре- . петицию оперы и написавшему „Что такое искусство". Посмотрите на жесты, с которыми балерина Дега почесывается, поправляет свой бант, трико или корсаж, готовясь перешагнуть через кулисы, или на то, как она уходит, переваливаясь, оттанцовав свой номер, или, в изне- можении, разваливается на скамье—и вы увидите всю ее изначальную, жизненно-неотесанную натуру. Школа театрализирует ее для сцены, но... сцена остается сценой, а жизнь остается жизнью. Это, действительно, труженица балета,—не жрица, но жертва его... По картинам Дега можно восстановить всю историю балерины, все этапы ее обречения театру. Вот она — еще худенькая девочка и уже преждевременная женщина с жеманно поджатыми губками, в деколь- тированном корсаже, рядом с сестрой в коричневом гимназическом платьице, которую ждет та же участь. Вот и самые упражнения ее, чуждые всякого подьема и увлечения и скучные, как этот серый парижский день, льющий свои холодные волны через громадные окна фойэ — упражнения, утомляющие до той же неистовой рабочей зевоты, которую мы видим у „Гладильщицы". Напряженно и неуклюже, выбиваясь из сил, безрадостные и уродливые со своими торчащими лопатками, худосоч- ными лицами, развитыми икрами работают балерины во всех „репети- циях" Дега. А вот неизменные спутники их жизни—старуха-мать, уны- лый скрипач, балетмейстер с толстой палкой и платком, торчащим из