Эдгар Дега и его искусство

зами была природа". Дега умеет ,,выбирать" тот угол . зрения, ту линию горизонта, те части природы, какие ему нужны; а наличность выбора есть уже воля к композиции. Ибо всякая художественная композиция слагается из двух факто- ров: отрицательного и положительного. Находясь перед лицом природы художник отбрасывает все то, что мешает, все то, что загромождает чаемый им образ; это - работа упрощения и обобщения. С другой сто- роны художник подчеркивает, перетасовывает, перестраивает, преобра- жает видимое так, как это нужно для наибольшей выразительности его задания, подчиняя этому заданию все отдельные части своего про- изведения. Композиция это и есть известное е д и н с т в о линий, светотени и цвета, определяемое как характером изображения, так и характером каждой данной эпохи. Композиционных „правил", раз на- всегда установленных нет—они меняются исторически. Каждая эпоха по своему чувствует мир и по своему устрояет его в искусстве: понятие композиции вообще совсем не исчерпывается композицией в привыч- ном, догматически-школьном смысле. Единственно неизменное — это самый принцип е д и н с т в а , ибо без него художественное произве- дение было бы подобно рассыпающейся храмине. Можно ли говорить в этом смысле о композиции Дега? Разу- меется он строит свои interieurs'bi и расставляет свои фигуры совсем не так, как это делали любящие уют голландцы или академические жанристы, у которых все было симметрически холодно. Но это не значит, что проблема композиции чужда Дега—вспомним только его собственные слова о том, что его искусство есть плод „обдумывания", и что всякое искусство есть „умение жертвовать", и мы поймем, что Дега не случайно, а нарочно ущемил сцену „Роберта Дьявола" контрасти- рующим силуэтом музыкального инструмента. Игра противоречиями и неожиданностями—вот завязка дегазовой композиции. Наперекор художникам прежних эпох, для которых гармония целого заключалась в спокойной симметрии частей» Дега достигает гармонии путем свободного равновесия контрастов. Темные фигуры зрителей или музыкантов на первом плане и светлая, сияющая сцена взаимно дополняют друг друга; эти огромные головы и дальния фигурки готовы поразить нас своим несоответствием, но мудро выдвинутая подробность в роде кларнета или смычка, являясь как бы связующим мостком между двумя планами картины, дает нам успокоительное ощущение неотделимого целого. Так, вечно волнуя и изумляя, Дега дарит нас наслаждением свежести и разнообразия. В этом смысле для него нет „пустых" мест, для него не существует безразлично