Античность. Средние Века. Новое время. Проблемы искусства

И как песком посыпан пол опрятно! Ты превратила скромный уголок Рукою чудотворною в чертог. Наконец Фауст подходит к кровати и открывает ее полог:

Я весь охвачен чудной дрожью. Часами бы стоял я здесь один, На ложе глядя и на балдахин, Где созданный природой ангел божий Сначала развивался, как дитя, И подрастал, играя и шутя, И вдруг, созрев душевно и телесно, Стал воплощеньем красоты небесной...

Здесь, как и во всех своих других произведениях, Гете показывает нам, что он хорошо усвоил один пз законов поэзии, открытый Лессингом в «Лаокооне». Поэт не достигнет цели, описывая предмет посредством перечисления отдельных его частей. Предмет должен быть показан через действия человека, имеющего с ним дело, и через его восприятие. Гете так и поступил. Но при этом перед его умственным взором картина пред ставала во всей своей непосредственности. Он видел своих героев в их ре альном окружении, но не описывал всей картины, а выбирал в ней лишь то, что важно было для создания у читателя ощущения присутствия. Ведь мы и в самом деле увидели вместе с Фаустом комнату, в которой он оказался. Более того, мы увидели не комнату вообще, а именно спальню Гретхен. Каждая деталь здесь характерна. Это — другой закон поэзии, который Гете постиг благодаря уже не Лессипгу, а Гердеру. Нам еще рано расставаться с этим описанием. Здесь уместно вспом нить рассказ Гете о его способности видеть мир и природу глазами худож ника. Увиденное представало перед ним как картина. Монолог Фауста дает нам убедиться в этой способности Гете. Дедовское кресло, стоящее у кровати Гретхен, рождает в мыслях Фау ста жанровую картину вполне в духе искусства XVIII в. Гете, несом ненно, тысячи раз видел бюргерские интерьеры в натуре. Ему не нужна была для этого помощь граверов и живописцев. Но дети, резвящиеся во круг елки, в то время как дедушка благодушно смотрит на них, сидя в своем большом кресле,— не напоминает ли эта сцена какую-нибудь кар тину? Такую сцену вполне мог бы написать Грез. И пусть нет у него такой картины, но Гете увидел эту идиллию доброй старости и радостно го детства так, как мог бы ее увидеть живописец времен его молодости. Стол, покрытый узорным платком, тоже увиден Гете живописно как натюрморт, а вся комната Гретхен — как интерьер бедного бюргерского дома. Как ни скромны наши наблюдения, мы узнали благодаря им один из секретов гетевского творчества — почему при отсутствии пространных описаний мы очень живо и конкретно представляем себе если не все, то почти каждую сцену «Фауста». Создавая каждый эпизод, Гете мыслен но видел его глазами художника. Но поэт выбирал из этой картины лишь то необходимое, что должно было произвести определенное впечатление. 170