Античность. Средние Века. Новое время. Проблемы искусства

просветленной гармонией,— в своей легкой серебристой тональности это одна из самых красивых по колориту картин у Давида. Совершенно пре ображается и композиция: то, что хочет сказать художник, уже не ук ладывается в простейшую формулу. Ему уже мало небольшой группы людей в холодном разреженном пространстве,— теперь ему нужны мно гоголосие, сложность, широта,— и на огромном полотне появляется бес численная толпа, где обилие персонажей, множественность групп и сцен, переплетенных воедино, создают необходимый Давиду мощный хоровой ансамбль. Ритм движения совершенно утратил прежнюю жесткость и точ ность военного марша, он стал мягче, непосредственней, а жест распро стертых рук Эрсилии, стоящей в центре и как бы отталкивающей сра жающихся друг от друга, своей широтой, свободой, но одновременно и женственностью сразу же определяет пластику всего полотна. Гамма изображаемых художником чувств сделалась неожиданно многоплановой и гораздо более человечной, чем прежде. Его волнует уже не стоицизм умирающего философа и не та неумолимая сила, с которой гражданский долг торжествует над естественным чувством матери, отца или брата,— наоборот, именно в этом чувстве он находит теперь высшую ценность. «Слепая ярость, внезапно укрощенная сердечным порывом» 22 — так гово рит о «Сабинянках» друг Давида Александр Ленуар, бессознательно фор мулируя новую тему, входящую с этой картипой в творчество художника. Она нова не только для Давида,— это удивительное открытие для всей эпохи. Наполеон еще не пришел к личной власти, но неизбежность этого прихода уже подготовлена. Все ждут военной диктатуры, все воз лагают неограниченные и часто наивные надежды на ее организующую силу: среди хаоса, наступившего после крушения революции, она кажет ся единственно возможным избавлением от разнузданной анархии. Как свидетельствует один из выдающихся современников, «у политиков, стро ивших планы на завтрашний день, было только одно прочное убеждение: если что-то может быть предпринято и доведено до конца, то лишь с по мощью какого-нибудь генерала и военной силы» 23 . В разгар европейских войн, среди всеобщего милитаризма, в стране, идущей к военному перевороту, Давид задумывает и пишет полотно, где нет места ни романтике воинского подвига, ни даже прославлению сме лости. Все это оттесняется далеко назад призывом к человечности, на поминанием о правах простых и естественных чувств. Одним из первых среди современников Давид угадывает, насколько опасны всесильные сейчас настроения милитаризма и безудержная идеализация всего свя занного с войной. Первым он лишает войну ее блистательного ореола и заставляет зрителей задуматься над тем, как легко переступается грань, отделяющая в таких условиях мужество от жестокости, победу и утверж дение своей власти от пренебрежения простой гуманностью. Это предостережение человека, пережившего только что самую тра гическую полосу своей жизни и сумевшего вынести из нее несколько про 22 [A. Lenoir]. Examen du tableau des Sabines et de l'ecole de M. David, par un ama teur de Tart. Paris, 1810, p. 7. 23 P. de В а г a n t e. Souvenirs, t. 1. Paris, 1890, p. 44. 160