2-ая Уральская индустриальная биеннале современного искусства • каталог

main project

Приближение к «Гавани Грили» — залежам горных пород, названным в честь космического геолога Рональда Грили. Марсоход Opportunity. Фото: NASA/JPL-Caltech Approaching “Greeley Haven”– outcrop named after influential planetary geologist Ronald Greeley. Rover Opportunity Photo: NASA/JPL-Caltech

Вид горы в ясную погоду. Марсоход Curiosity. Фото: NASA/JPL-Caltech Behold Mount Sharp! Rover Curiosity. Photo: NASA/JPL-Caltech

Здесь почти не остается места для человека – город, вышедший к воде, любуется собой, как Нар- цисс. Глаз, выгнанный светом на улицу и покинув- ший наблюдателя, подглядывает за ним. Эта самодо- статочность, конечно, напоминает то, как Бродский воспринимал свой родной город: «чья красота, неповторимость чья, была отраженьем своим сыта, как Нарцисс у ручья» («Полдень в комнате»). Красо- та природы или архитектуры сама по себе не нуж- дается в наблюдателе, и глаз в таких городах может спокойно путешествовать один, погружаясь в воду и выглядывая из неё, как перископ: «Глаз в этом го- роде обретает самостоятельность, присущую сле- зе. С единственной разницей, что он не отделяется от тела, а полностью себе его подчиняет. Немно- го времени – три-четыре дня, – и тело считает себя только транспортным средством глаза, некоей суб- мариной для его то распахнутого, то сощуренного перископа», – пишет Бродский о Венеции, сидя на шведском острове. А остров по-шведски – Ö. Бенгт Янгфельдт вспоминает, что слово это произвело на поэта сильное впечатление – тем, что самодостаточ- но, тем, что как будто изображает то, что обознача- ет – большой остров, окруженный парой маленьких островков. А ещё – похоже на глаз, совершающий своё одиночное плавание. Вполне в духе иконизма Бродского, хотя, возможно, и не очень достоверно. А всё, однако же, как поразмыслишь, во всём этом, право, есть что-то.

comfortably travel on its own, immersing itself into the water and looking out of it like a periscope. “The eye in this city acquires an autonomy similar to that of a tear. The only difference is that it doesn‘t sever itself from the body but subordinates it totally. After a while - on the third or fourth day here - the body starts to regard itself as merely the eye‘s carrier, as a kind of submarine to its now dilating, now squinting periscope,” writes Brodsky about Venice from a Swedish island. In Swedish the word for island is “Ö”. Bengt Jangfeldt recalls that this word made quite an impression on Brodsky—by the fact that it is self-sufficient, that it itself seems to portray what it signifies: a big island surrounded by two little islets. It is also like an eye in its solo sea voyage. That sounds like something in keeping with Brodsky’s iconicism, albeit perhaps not entirely true. And yet, upon reflexion, there is something in it, after all.

Denis Akhapkin

Денис Ахапкин

47