2-ая Уральская индустриальная биеннале современного искусства • каталог

Параллельная программа

натюрморты, как бы странно это ни звучало. Огром- ные конусы, шестеренки и цилиндры распределены на плоскости, как на картинах Сезанна, где разложе- ны яблоки, груши и домашние предметы. Простран- ство обретает камерное звучание и наполнение, причем слово «камерное» здесь употреблено двус- мысленно: речь идет о «камерности» в смысле ин- тимности, приближенности точки зрения, и о «каме- ре» как о помещении очень тесном и несвободном. Благодаря этому эффекту «сезанновского натюрмор- та» люди выглядят лилипутами в стране великанов. Взгляд зрителя дан немного снизу, чтобы увеличить и монументализировать размеры техники. По срав- нению с ней кажутся легкими и бесплотными фигу- ры людей в глубине пространства. Весь последний период советской цивилизации полон двусмысленности и переходности. Для инду- стриальной эпохи, переживающей в эти годы кризис, пока еще невидимый участникам процесса, необхо- димо было продлить хотя бы ее символическое зна- чение. В этом отношении особую роль сыграли за- водские художники-оформители, из числа которых вышел и Валентин Новиченко. Художник на заво- де – посредник между профессиональной культурой и массовой, между интеллигенцией и рабочим клас- сом, его деятельность одновременно и прикладная, и художественная. На гравюрах Новиченко преиму- щества этой позиции очень заметны: пространство организовано таким образом, что мы оказываем- ся внутри него, очень близко к предметам и людям, но в то же время мы ощущаем себя зрителями, на- блюдающими спектакль из первого ряда партера. Мы видим не фрагменты, а целостность всей компози- ции, мы способны оценить ее завершенность, строй- ность, структурную сложность ее порядка, в отличие от тех, кто занят непосредственно производственным процессом. Таким образом, серия гравюр Валентина Но- виченко – яркий пример продления жизни инду- стриального жанра, где символический ресурс «ин- дустриальности» был апроприирован в условиях рутинизации самой идеи социалистического труда.

of the viewing point, and in the sense of closeness and restriction of space. Owing to that effect of “Cézanne still life” human figures appear as Lilliputians in the land of giants. The viewing angle is established a little low so as to enlarge and monumentalize the machinery. Compared to it, human figures seem light and disembodied in the spatial depths. The entire last period of Soviet civilization is full of ambiguity and a sense of transition. For the industrial epoch that at that time was undergoing a crisis, yet invisible to the participants of the process, it was necessary to prolong at least its symbolic meaning. In that respect, factory-based design artists, from whose midst arose Valentin Novichenko, had a particular role to play. An artist at the factory was an intermediary between professional and mass culture, between intelligentsia and the working class. His work was both practical and artistic. The advantages of that position are quite noticeable in Novichenko’s engravings: the space is so arranged that we find ourselves in it, very near objects and people,but at the same time feel ourselves spectators, watching a play from the first orchestra row. We see not the fragments but the entirety of the composition, and unlike those engaged in the production process itself, we are able to appreciate its conclusiveness, gracefulness and structural complexity. Thus, Valentin Novichenko’s series of engravings is an outstanding example of the new lease on life of the industrial genre wherein the symbolic resource of “industriality” was appropriated in the circumstances where the idea of socialist labor itself was becoming routinized.

Tatyana Kruglova

Татьяна Круглова

268