tugendhold-hudozhestvennaia-kultura-zapada-1928x1

ние по адресу республики, которой угрожает опасность „слева". Со- чувствие Домье, несомненно, на стороне этого самого уличного га- мена, который, наверное, не мало помог исходу революции во время уличной схватки. Если Домье кого и высмеивает на другой день после революции, то это скорее тех буржуа, которые, гуляя, в диком ужасе сворачивают при виде идущей „банды вооруженных людей", т. е. тех же подростков, играющих в национальную гвардию. Этот слепой страх буржуа перед революционной улицей на всевозможные лады осмеян Домье в его серии „Alarmistes et Alarmées". Без злой насмешки, а скорее с добро- душным юмором изображает Домье и манию банкетов и митингов, охва- тившую эмансипированных женщин, рисуя в беспомощном виде мужа, 48 часов ожидающего ушедшую на собрание жену-революционерку. Зато с нескрываемым омерзением изображает Домье других „банкет- чиков" — почтенных граждан, возомнивших себя „спасителями обще- ства" , т. е. буржуазных национальных гвардейцев, пьянствующих по поводу жестокой победы над июньскими инсургентами. Самая трагедия июньской борьбы пролетариата мало запечатлелась в рисунках Домье, так же как и ужасы последующего осадного положения, введенного в Париже генералом Кавеньяком. Этому, впрочем, удивляться не при- ходится, ибо, по образному выражению Маркса, то была пора цензуры, пора господства „казармы, бивуака, сабли и винтовки, усов и солдатских мундиров", — пора, когда „сабля и винтовка судили и управляли, опе- кали и цензуровали общество". Июньская победа была, как известно, Пирровой победой буржуаз- ной республики — она бросила ее в объятия реакции. Инстинкт сво- боды заставил Домье почувствовать растущую опасность, и он напра- вил, насколько мог, острие своего карандаша против монархических деятелей Национального собрания, против подымающего голову мо- нархизма, клерикализма и милитаризма. Так, в цикле „Парламентских идиллий", в этом царстве интриг и конспирации, мы видим Тьера — особенно ненавистного Домье — то в образе пьяного амура с крылыш- ками, показывающего зад (очевидно, делу свободы), то в виде карлика, со смешной важностью мечтающего о короне, то в виде матереубийцы, замышляющего удушение прессы. В другом месте Домье изображает нашествие на Париж иезуитов, угрожающих воцариться в университете, и т. д. Но наиболее ярким откликом Домье на опасность бонапар-