tugendhold-hudozhestvennaia-kultura-zapada-1928x1

дерева и металла, другими словами — по линии создания н о в о й бы- т о в о й о б с т а н о в к и , чуждой мещанства, рациональной и гигиенич- ной. Всего этого требуют интересы той самой к у л ь т у р н о й р е в о - люции , которая является одной из задач нашего сегодняшнего дня. Но, поскольку речь идет о создании некоего нового „стиля", не- обходимо сказать следующее. Мы живем двумя крайностями: либо архаикой и экзотикой народного лубка, либо космополитической остротою конструктивизма. Как раз в по- следнем отношении парижская выставка должна кое-чему научить нашу „лефовскую" молодежь. Многие все еще думают, что конструктивизм и беспредметничество — крайнее левое течение, свойственное именно про- летарской трудовой стране. Парижская выставка показала, что кон- структивизм в одинаковой степени свойственен и странам буржуазным, где создаются столь „левые" буржуазные спальни, столь „левые" би- блиофильские переплеты из шагреневой кожи, столь „левые" дамские манто из горностая и соболей... Значит ли это, что революционная идео- логия побеждает буржуазное сознание, врастает в буржуазный мир, или, наоборот, что эти принципы вовсе уж не так революционны? Скорее второе. Конечно, мы должны использовать все технические достижения Запада: и его индустриально-конструктивную архитектуру, и его „уни- версально-динамическую" мебель, и все его успехи в области механи- зации и стандартизации художественной промышленности — все это необходимо для новой, будущей, действительно „экономной" и „целе- сообразной" культуры пролетариата, и в этом смысле мы можем и обязаны протянуть руку конструктивистам Запада. Ибо многие из худо- жественно-технических достижений Запада могут оплодотворить и наше социалистическое строительство. Но надо воспринимать и усваивать их не по-обезьяньи, а крити- чески. Для нас недостаточно одного голого конструктивизма, и наша художественная молодежь должна, наконец, внести в оформление нашего нового быта нечто большее, нежели холодный и бездушный геометризм. Это большее — энтузиазм тою общественного чувства, которою так недостает старой, скептической и внутренно опустошенной Европе.