Жизнь художника Федотова

Казалось, что они больны и поэтому их ведут под уздцы. За воротами приятелей ждал денщик Коршунов. Двор грязный, темный и лепечущий дождем. Вдруг, чуть не из-под ног, раздался крик и звук голоса, как будто Федотова. —- Это Павел Андреевич, — сказал Коршунов, — все кричит, что замучили его приятеля. Пошли дальше. Стояли в темных сенях без огня. Капли осеннего мелкого дождя стекали над дверями. Долгий, страшный, как будто на всю жизнь, крик про- должался. Тут казалось, что в этом месте вот всегда так кри- чит этот голос, всегда идет этот дождь. Коршунов спустился по лестнице; он держал в руках подсвечник с незажженной свечой и спички. Поднялись. Замок в дверях щелкнул. Вошли в чулан под лестницу. В углу сверкнули два глаза, потом загорелась свеча. Тень человека с привязанными к телу руками побе- жала по стенам, переламываясь в углах. В больничном халате, со связанными и одетыми в кожаные мешки руками, притянутыми к спине, с босыми ногами, за которыми волочились по полу тесемки нижнего белья, с бритой головой, стоял перед ними тот, кого в отставке на- зывали капитаном, а в искусстве — художником Федо- товым. Он стоял, скребя босой ногой по полу. Крик начал стихать, пена перестала итти изо рта, Федотов всматри- вался. Из гримасы крика показалось старое лицо, изме- нились глаза. — А, милый Саша, и ты, Жемчужников, и волосы у тебя попрежнему Иоанна Богослова, — сказал Федотов почти спокойно.