Жизнь художника Федотова

И гнездо разрушено, И птенцы расхищены... Все пропало... Ку-ку, ку-ку! Все пропало...

И хор пел: „Ку-ку! Ку-ку!" С веселой грустью.

В комнате стояли манекены, похожие на людей, подмалеванные картины с еще не записанным холстом висели на стенах, и натурщики напрягали свои ака- демические мускулы. Художники говорили о Риме, о Гоголе. Они были веселы и сильны легкой академиче- ской силой, уменьем, которое можно приобрести, если постараться. Говорили о картинах, о картинной жизни. Не говорили о Финляндском полку, о том, что там происходит. С презрением говорили о тех, кто изменил высокому искусству, начал писать плохо. Говорили о героической бедности. Тенором говорил в дыму Павел Андреевич: — Все вы, господа, бедняки-дилетанты. За всяким из вас кто-нибудь стоит с полным карманом, сами вы ни перед кем не стоите, никого не выносите на своих пле- чах. Вы толкуете о веселой бедности, как я могу гово- рить о Швейцарии, сходив поглядеть на декорации „Сомнамбулы". Истинной бедности вы не знаете. Но вот картины появились на выставке. Картины понравились. Федотов получил даже звание назначенного в академики. Это было неожиданно. Художник начал работать дальше. В академики можно было назначить, но нельзя было назначить уметь писать. Федотов искал опять в рисунке характерной связной линии.