TATLIN NEWS #43

Как оно формируется, из чего оно состоит – более сложный воп- рос. Но это «чувство идентичности» живет в человеке, активи- зируясь нежданно – порой по ничтожному поводу, из-за обиды, из-за угрозы извне. Когда изводили последних казахских ханов (а они были своеобразными маркерами «этничности»), оказа- лось, что значимость и популярность их резко возрастала в годи- ны опасности и убывала почти до нуля в более благодатные годы. Выходит, что отношение человека к своей идентичности во мно- гом зависит от ситуации. Мы вот привыкли между собой поруги- вать свое, российское. Но стоит, оказавшись за границей, услы- шать что-то нелицеприятное в адрес своей страны – мы сразу ста- новимся в позу защитника. Безусловный рефлекс. Так проявляет себя «этничность». Только в годы Второй мировой – перед угро- зой извне – возникла новая идентичность, этноконструкт «советс- кий народ». Из советскости окончательно мы не выбрались до сих пор. Если вглядеться попристальней в эту традицию, она окажет- ся ничуть не менее интересной, чем культура, скажем, австралий- ских аборигенов или американских индейцев. Есть такая картина «Ленин на Ямале»: подъехавший на олен- ной нарте Ильич беседует с самоедами. Вот я действительно был на Ямале, разговаривал с ненцами, а картины такой нет. Ленин вошел в каждый чум (юрту, избу). Да там и остался. Советские люди свыклись с мыслью, что их символом является не какой- нибудь тотемный попугай, а вездесущий лик большевистского вождя. – Антропологическое кино чаще всего имеет дело с экзотикой. Ге- рои подобных лент и по-русски обычно изъясняются плохо (если во- обще говорят на нашем языке). Мы не считываем до конца значения

их мимики и жестов. Для нас не всегда ясен их эмоциональный посыл. Когда же смотрим кино о «своих» – мы запросто реконструируем тон- кости контекста. Мы способны додумать внеэкранные судьбы героев – по речи опознаем их социальный статус, уровень образования, куль- турную почву, на которой они взросли. Каким образом сообщить зри- телю свои знания о чужеродной культуре, не давя на него, не разрушая детского удивления перед незнаемым и малопонятным? – Предлагаю упрощенную формулу. Фильм строится как триада: знакомство с характером, введение в культуру и, собственно, «драма» (событийный ряд). С другой стороны, этот метод– не догма. Коллизии человеческих отношений способны захватить зрителя, даже если фор- мальные правила не соблюдены. Вводим зрителя в фильм без всяких предварительных объяснений. Он пытается ухватить ускользающие смыслы и ощущает азарт. Как в детективе. – Случаются порой забавные нестыковки культурных кодов. Я показываю свои фильмы, тем, кто в них снимался. Реакция иногда бывает обескураживающей. Как-то мне понадобился пристальный женский взгляд (этакая романтическая краска). Героиня, увидев на экране – крупно – собственные глаза, вдруг поднялась и выбе- жала из зала. Разъяснила, что в представлениях ненцев большие глаза – это признак испуга. В другом случае я решил показать дол- гий уход героини за бескрайний тундровый горизонт. Зрительни- ца-ненка сказала укоризненно: «Женщина пошла за бугор по нуж- де, а ты подсматриваешь». Мне же нужен был визуальный сим- вол, прыжок из бытовой в мифологическую реальность. – Как быть с самоцензурой? В одном из самых раскрученных ант- ропологических фильмов последних лет – «Яптик-хесе» Эдгара Барте- нева, – ненцы поедают органы свежезабитого оленя. Но самого акта заклания не показали – он разрушает идиллию, которую создавал ре- жиссер. Покоробил бы чувства сентиментального европейца (сосис- ки ведь, как известно, на деревьях растут). А вот в фильмах якутского режиссера Вячеслава Семенова подобные «безобразия» есть. Эвенки бьют оленя чуркой по черепу (чтоб оглушить) и – в кадре – взрезают горло. Для тунгусов это не дикость, не варварство – естественный эле- мент житейского цикла. – Не стал бы выносить однозначного вердикта. Я сам мучил- ся, монтируя фильм «Приношение». В одном из эпизодов чукчи раскрашивали лица свежей кровью. Можно было бы нивелиро- вать этот момент, а можно – сделать на нем акцент. Я выбрал вто- рое. Показал кровь крупным планом. Когда чукчи наносят ее на кожу, на полог чума, кровь становится не просто «красителем» – проводником мысли, сакральным знаком. Вот почему необходи- мо было дать ее «настоящей», «живой». А фильм Бартенева, – с точки зрения научной, антропологической этики – сделан впол- не корректно. Он снял «этномузыку», большой клип. Но показал

124 ТАТЛИН_NEWS №1(43)54_2008