Строительство Москвы. 1937

о настроении высшего дворянства. Тут срав нительно свободно высказывался и Чаадаев (с которым здесь встречался Пушкин) и позд нее Лермонтов, прочитавший вслух знамени тое стихотворение «На смерть Пушкина». Сам Пушкин не особенно долюбливал Анг лийский клуб; в 1833 году он пишет жене: «В клубе не был, чуть ли я не исключен, ибо по забыл возобновить свой билет, надобно бу дет заплатить штраф 300 рублей, а я бы Анг лийский клуб готов продать за 200 рублей». Замечательным центром культурной Моск вы пушкинской эпохи был дом № 40 по ул. Горького (где теперь помещается магазин Гастроном № 1, а до революции магазин Ели сеева). Здесь стоял пышный дворец князей Белосельских-Белозерских с портиком и ко лоннами; от того времени ничего, кроме фундамента и части стен, не осталось. Хо зяйка этого дома — дочь владельца, кн. 3. А. Волконская — поэтесса, разносторонне ода ренная, «царица муз и красоты», как ее на зывал Пушкин, об'единила вокруг себя вид нейших представителей искусства и науки. В этом «дворце изящных искусств» среди мраморных колонн, фресок, статуй, картин, происходили еженедельные литературные беседы, чтения, концерты, даже оперные и драматические спектакли. Особенно блистал салон, кн. Волконской зимой 1826 года, бла годаря присутствию Пушкина, недавно вер нувшегося из ссылки в Псковскую губерню, и знаменитого польского поэта Адама Миц кевича, сосланного в Москву. Характеризуя Пушкинскую площадь и ее окружение времен Пушкина, мы ограничи вались до сих пор ее фрагментами — отдель ными зданиями, их архитектурой, их внут

ренним бытом. Какова же была во времена Пушкина площадь в целом, какова была Тверская, какова была в ту эпоху Москва. А. С. Пушкин в 1833 году пишет статью «Москва», которая прекрасно характеризует московскуй застройку и ее специфический профиль. «Некогда в Москве пребывало неслужащее боярство, вельможи, оставившие двор, люди независимые, беспечные, страстные к без вредному злоречию и к дешевому хлебо сольству. Некогда Москва была сборным ме стом для всего русского дворянства, кото рое из всех провинций с'езжалось в нее на зиму... Ныне в присмиревшей Москве огром ные боярские дома стоят печально между широким двором, заросшим травой и садом, запущенным и одичалым. Под вызолоченным гербом торчит вывеска портного, который платит хозяину тридцать рублей в месяц за квартиру; великолепный бельэтаж нанят ма дамой для пансиона — и то слава богу. На всех воротах прибито об'явление, что дом продается и отдается в наймы, — и никто его не покупает, и никто его не нанимает. Улицы мертвы: редко по мостовой раздает ся звук кареты... «Горе от ума» есть картина обветшалая, печальный анахронизм. Вы в Москве не найдете ни Фамусова, который «всякому, ты знаешь, рад»: и князю Петру Ильичу, и французу из Бордо, и Загорецко му, и Скалозубу, и Чацкому; ни Татьяны Юрьевны, которая «балы дает нельзя, богаче, от Рождества и до поста, а летом праздники на даче»; Хлестова — в могиле; Репетилов— в деревне. Бедная Москва... Но Москва, утративши свой аристократиче ский блеск, процветает в других отношени

Салон кн. 3. А. Волконской (с картины художника Мясоедова)