Старый Петербург. Петропавловская крепость

— 82 — то — не помню, кто, а за ним Дебу старший. Мы начали разго варивать тихо, и так бы, может быть, продол калось все время, пока мы сидели рядом, но вдруг слева от меня ктото громко назвал меня по фамилии, и часовой, ходивший около окон, закри чал: послать ефрейтора, и затем произошли на дворе переговоры стража. Этим прекратились все наши дальнейшие попытки к тихой беседе. Наши невинные обращения одного к другому, могущие нам доставить истинное утешение в одиночестве, не остались без последствий. В суде в этот раз на меня напустился со всею воен ного строгостью комендант Набоков. Затем, после допроса о том, с кем я говорил и о чем, и после полученных от меня во всем отрицательных ответов, что разговора ещэ не было, но была только попытка разговора, и что я даже не знаю, с кем—мне сказал князь Гагарин, что фортка моя будет запечатана. Мне было ужасно услышать это, и я с горячностью возразил: — Да разве возможно запечатать фортку?—ведь я же за дохнусь! — Невозможно? А разве фортка у вас для разговоров? — Я обещаю, что более не буду говорить, а фортку прошу мне оставить, я без воздуха жить не могу. — Вы довольны своим помещением?—спросил у меня гневным тоном Набоков. Я не знал, что отвечать на такой неожиданно поставлен ный мне вопрос, но чувствовал, что надо ответить утверди тельно. — Надо быть довольным, — сказал я тихим голосом. — В крепости у меня есть куда вас посадить — такие места... — тут он не договорил, — там не будете разговари вать ! Существовали ли в действительности в 1849 г. такие места в Петропавловской крепости или слова эти были сказаны только для устрашения меня, но они на меня произвели сильное впеча тление __ Наступил уже июль, не помню в точности, какой это был день, кажется, в первых числах, когда однажды под вечер в сумерках я выглядывал своею замученной рожею из фортки, а часовой, прохаживаясь взад и вперед, всякий раз смотрел мне в лицо, как бы вызывая на разговор. Я был желт и худ, и волосы длинные висели ниже головы. Я смотрел па часового тоже и, видя его, казавшееся мне несомненным, сочувственное участие, не мог не заговорить: «Теперь нежарко, как днем?—спросил я его тихим голосом». —Тут ничего, а вот придется надеть ранец и итти в поход... «иуда же в поход? —спросил я удивленный. — На венгра, в Австрию, туда уже много наших пошло. «А что же там, воюют немцы?