Старый Петербург. Петропавловская крепость

— 108 — «в минуту жизни трудную» отобедать за 7 — 8 коп. В этом доме жил мой дорогой друг—тоже уже погибший — Д. М. Шшговцев. Вот дом на углу Большой и Малой Дворянской, где некоторое время проживал и я, а вот показался на миг в глубине МалоДворянской,, почти против Петровской части, фасад дома, где я был арестован в 78 году. Троицкий переулок и воспоминание об одном из горячо любимых, глубокоуважаемых друзей—Евгении Александровиче Дубровине. Где ты теперь, дорогой мой?—Там, на карийской каторге, вспоминали ли вы с Сергеем обо мне так часто, как я вспоминал вас в своем каземате? Вот здесь жили две мои большие приятельницы Анна Михай ловна и София Ивановна. Карета едет быстро, воспоминания и впечатления так и мель­ . кают друг за другом Потом я просто удивлялся, как можно было в такое короткое время столько вспомнить, столько снова пере жить и перечувствовать, словно передо мной вертелся с головокру жительною быстротою какойто цилиндр и с него сматывалась лента, на которой было начерчено все мое прошлое. Мне прихо дилось читать о той необычайной интенсивности психической работы', которая разбивается при некоторых исключительных условиях—в ожидании смерти, например. Теперь я мог убедиться в существовании этого явления на личном опыте. С каждой секундой стены Петропавловской крепости стано вились все ближе и ближе, и я с жадностью смотрел в окно кареты, желая запечатлеть в памяти все, что проходило пред моим взором. Теперь, в ч тяжелую минуту прощания с вольным светом, все мне казалось близким, родным, все обращало на себя внимание. Я помню все. Я помню живо и собачонку, которая, подняв хвост, перебиралась с одной стороны улицы на другую, и жирного лавочника в белом фартуке, стоявшего, заложив руки в карманы, на пороге своего «магазина колониальных товаров>. Подъезд с медной дощечкой и звонком, белые гардины в окнах второго этажа следующего дома, кухарка с корзиною в руках и несущийся ей навстречу студент в широкополой мягкой шляпе; вывеска мясной лавки и красные туши мяса, городовой на посту, извозчик, погоняющий свою клячу, голуби, жадно расклевывающие овес, просыпанный из торбы—все, все это отпечаталось в сознании так ярко, так живо, как будто я носил в голове фотографический аппарат... Вот мы проехали через Кронверкский проспект, и перед нами показ ілись стены крепости, подъемный мост, пере кинутый через канал, и ворота, казавшиеся мне пастью чудо вищного зверя. Вот мы уже катимся беззвучно по деревянной настилке этого моста, и я только успеваю бросить прощальный