Старый Петербург. Петропавловская крепость

— 103 — лось, введеиы, если так можно выразиться, небольшие коррек тивы—замазаны окна сплошь белой краскою, прежде" оставлялирь • верхние звенья не замазанными, вместо форток были сделаны недействующие вептиляторы. Но самая главная разница заклю чается в сырости. Прежде такой сырости не было, и ее сумели развести в самое последнее время. По крайней мере ни Якушкин, ни Ахшарумов в своих записках не упоминают про ту сырость, от описания которой, в буквальном смысле, могут волосы встать дыбом. Окончив описание камер, укажем, какая была одежда" и пища у заключенных. Фроленко описал ту одежду, которую он получил в первый день своего перемещения в равелин. Это была вполне приличная одежда. Но она была дана всегонавсего на один день. Через день утром Фроленко услыхал резкое: «Раздеться!» Оглядываюсь и вижу, на кровати лежит куча старого серого хлама, а у кровати на полу стоят большие неуклюжие коты и рваные суконные онучи. Это было уже настоящее каторжанское одеяние. Старая плохо вымытая дерюгарубаха и нижние порты, старые из очень потертого серого сукна с разрезами для кандалов штаны и старая серая куртка». Фроленко только вскользь коснулся одежды. Поливанов посвящает ей гораздо больше места 178): «Оставшись один, я стал разбирать ворох, лежавший на кровати. Белье было ужасное, чуть ли не из ìåø?÷íîãî холста, в котором вдобавок всюду торчала кострика; затем шерстяные зимние пор тянки, громадные коты, подбитые гвоздями, серая арестантская куртка и серые же невыразимые, очень оригинального покроя, напоминавшие мне мексиканские «кальцонеро», с тою только разницею, что разрез был не снаружи, а снутри, начинаясь вершков на 5 выше колена и не доходя на такое же, приблизительно, расстояние до конца. Этот разрез был сделан с тою целью, чтобы через него можно было бы пропускать цепь от кандалов, надетых под брюки. После я уже нигде не видел подобных невыразимых; должно быть, начальство пришло, наконец, к убеждению, что подобный покрой нелеп в высшей степени. Белье не стиранное, а потому крайне жесткое, терло мне тело и немилосердно кололо его кострикой, коты кололи мне пятку гвоздями, прошедшими сквозь стельку, портянки, плохо завязанные веревочками от котов, сваливались с ног; в куртку могло поместиться два таких человека, как я, и она висела, не облегая тела, словно мешок, а у штанов не оказалось верхней пуговицы, так что я их никак не мог приспособить к употреблению, и ходить приходилось, поддерживая их рукой. На проклятом разрезе хоть и было три пуговицы (грубо обрезанные кусочки толстой кожи), но штаны были мне не по росту, сидели плохо, и в эти разрезы свободно проникал холодный воздух». Чтобы сделать белье хоть несколько удобоно­