Старый Петербург. Петропавловская крепость

— 102 — спинкой стул, в углу стульчак, — все так обычно; ничего страш ного. К тому же все белье дали чистое, тонкое, халат из черного не очень толстого сукна с широким поясом, точно по мерке сшит, маленькие башмаки пришлись как нельзя лучше. От волнения, а может быть н угара разболелась голова, но на душе было спо койно. Одно только показалось немного странным, через окно не видно было неба. «Ну, верно, как в Петропавловке, близко кре постная стена!»—решпл я и, не подходя к окну, поспешил зава литься спать. Наступило утро; проснулся я и певвым делом гля нул в окно. Вот тебе н стены! невольно вырвалось замечание... Вместо стен придумали забелить совершенно . все стекла наруж ной рамы. В окне виднелись две рамы. Встаю, одеваюсь, под хожу к окну. Ни черточки, ни точки пе осталось прозрачной, чтотам за окном, нельзя и разобрать. При этом форточки нет,, а есть только в верхней части окна небольшого диаметра жестя ная трубка с густым ситечком на внешнем конце. Это ситечко очепь скоро затянуло паутиной, прочистить его было нечем, и доступ свежего воздуха прекратился. Ремонт, как видимо, произ водился очень давно. Потолок, степы, когдато выкрашенные в желтый цвет, покрылись сероватым налетом пыли и паутины. Паутина виднелась тоже во, всех углах. Нижняя часть стены аршина на полтора облезла, штукатурка от сырости превраща лась постепенно, как видно, в известковый пух. Такой пух вид нелся теперь вдоль всей степы до высоты ³?à аршин. Выше, где штукатурка не смогла превратиться в пух, она затвердела и почемуто стала почти что черной. Просыпаюсь както вначале,, смотрю на пол и диву дивлюсь: весь он серебряным налетом покрыт. А пол я ежедневно вытирал тряпкой. Встал, потрогал, стирается легко.—Вытер. На другой день то же и т. д. Днем,, ходя по камере, я, видно, не давал налету образоваться, но за ночь грибки успевали вырастать настолько, что получалась сплош ная беловатая корка. Сырость увеличивалась с наступлением теп лой и дождливой погоды. Краска на полу у стен, где еще сохра нилась, легко размазывалась теперь. Соль пельзя было держать на столе, в солонке получался рассол. Матрасы, набитые волосом, и те в конце прогнили снизу. На подоконнике постоянно стояла лужа, и когда она достигала известных размеров, с подоконника начинали бежать струйки воды на пол, и без того сырой от мокрой швабры. Ее я просушил, наконец, и старался собирать воду с пола тряпкой, — я всегда держал ее на подоконнике, и, когда она пропитывалась водой, я выжимал ее, измеряя ложкой количество атмосферических осадков в моей камере». Если сравнить это описание камер Алексеевского равелина с вышеприведенными от времен декабристов и петрашевцев, те мы видим, что внешний вид камер, их устройство, не измени­