Старый Петербург. Петропавловская крепость

— 99 — жающей меня тьме: но вот из нее выделились неясные очертания двухтрех человек, из которых один подошел к Домашневу п, пере шепнувшись с ним несколькими словами, обернулся ко мне. В эту же минуту я почувствовал, что мои плечи зажаты в лапах двух дюжих ц рослых жандармов, незаметным образом очутив шихся у меня за спиной. Человек, говоривший с Домапшевым, подошел ко мне и молча наклонился к самому лицу, и я увидел, как бы в рамке воротника меховой шинели, отвратительную морду в офицерской жаидармской фуражке с щетинистыми усами и бри тым подбородком. Закутанная фигура, стоявшая у калитки, рас пахнула ворота, и передо мной открылось поле, занесенное сне гом, далее какойто мостик с горевшими на нем двумя фона рями, а за ним 'небольшой островок с низким одноэтажным зда нием (необходимо указать, что все расстояния Поливановым сильно увеличены). Жандармы подхватили меня п, почти неся на руках, быстро быстро поволокли по направлению к этому мостпку. Выйдя за ворота, я видел направо и налево стены крепости, уходившие во тьму, затем, далее за полоской земли, окаймлявшей стены— темную, черную даже поверхность еще не замерзшей Невы, казав шейся, быть может, более темной, чем на самом деле, благодаря •снегу, покрывавшему землю. Впереди был мостик, о котором я говорил, а за ним здание —Алексеевского равелина. Близ мостика передо мной мелькнула, закрытая до сих пор выступом Трубец кого бастиона, набережная противоположного берега Невы или, лучше сказать, ряд фонарей, тянувшихся огненным пунктиром вдоль набережной, но мы идем быстро, жандармы тащат меня чуть не на рысях; огни исчезли, мы уже перешли через мостик. Алексеевский равелин совсем уже близко и мрачно смотрит на меня темными окнами, напоминающими пустые глазницы черепа; было заметно сразу, что стекла были матовые. Пройдя шагов 25— 30 от крепости, мы остановились перед воротами. Тут я в последпий раз обернулся: за нами шел тот жан дармский офицер в меховой шинели, который так бесцеремонно меня рассматривал, а вдали еще. виднелись распахнутые ворота л крепости, в которых стояла кучка людей, наблюдавших за нашим шествием. В воротах Алексеевского равелина была калитка с окон цем, забранным снаружи решеткой из медных прутьев. Через это оконце на нас взглянуло усатое солдатское лицо. Калитка рас пахнулась, и меня ввели в подворотню. Отворивший нам калитку старший унтерофицер жандармского караула, —часового и здесь убрали, хотя он был жандарм, — пошел впереди, минуя первое крылечко с правой стороны, которое, как я убедился впоследствии, вело в караульное помещение, повел нас на второе. Я заметил, что напротив его, по левой стороне подворотни, было точно такое 7*