Старый Петербург. Музыка и музицирование в старом Петербурге

Душа мужает и растет И вдруг, как призрак колосальной Воспрянув, — смерти храм печальной Вессмертной жизнью разорвет».

Только этого не доставало Бегговену для последнего аккорда к Королиану. Но гений его возвратился к земной жизни путем, достойным его предназначения. Мы слышали последний отгул страстей, за которым последовали не спокойствие, но мрачная тишина, изнеможение души. Гак пролетит зловещая комета и долго огненная полоса летит на черных тучах, так промчится буря и долго после нес низвергаются подорванные скалы»... А вот еще несколько строчек о і)-ой снмфонни *): «С Девятою симфонией Бетговена начинается новый мир до сих пор неясный... честь и слава людям, возымевшим мысль, долго .считавшуюся неисполнимою познакомить С.-Петербург скую публику с этим исполинским произведением! Честь и слава участвующим в исполнении! Их одна бескорыстная любовь к искусству могла победить псе затруднения, представляющиеся в этой снмфонни самому опытному музыканту. Мы уверены, что действующие до самого конца сохранять это возвышенное чувство, этот благородный огонь, без которого не возможно исполнение подобной музыки». И в то же время, наравне с этими отзывами, мы прочтем следующие строки 2): «При всей любви нашей к музыке, мы не разделяем вовсе печатных восторгов по случаю сооружения памятника Бетго- вену посреди городской площади в Бонне. Памятники на пло щадях, среди народа, должны воздвигаться только мужам с народным именем, защитникам отечества, благодетелям и про светителям человечества. Ставьте памятники великим артистам и художникам в музеях, в академиях, в театрах, словом в местах, где собираются люди на торжество искусств — это дело. Но на площади должен стоять памятник мужа, которого подвиги или творения были бы в памяти народной... Тогда памятник свя щенен для народа, тогда отец может указать на него сыну и сказать: вот пример для тебя! Я готов назвать Бетговена необыкновенным удивительным человеком, но великим мужем не назову... Величие не в нотах, а в душе, в уме»... Как поразительно ярко, образно, сочно вылился в этих последних строках и сам Булгарин и вполне подобный ему средний обыватель и обыватель высших сфер русской жизни Николаевской эпохи. И как ценна эта последняя фраза—«вели чие не в нотах, а в душе в уме» —для определения, для уяснения вопроса соотношения русского общества той эпохи

‘) «Северная Пчела» 1836 г. № 55. s) Там же 1845 г. № 219.

.37